Изувеченный - [48]

Шуршание ее юбок было тяжелым, словно ткань с шумом сползала с гроба. Анджела что-то недовольно бурчала. Винченцо оправдывался.

– Совет Десяти начал ко мне прислушиваться, – бормотал он.

– Но не слушаться тебя до конца.

– Что, если последнее окажется нам не по силам? – В мужском голосе улавливалось сомнение, но только легкое.

– Значит, принесем еще одну жертву. – Женщина говорила куда более уверенно, почти безапелляционно. Чувствовалось, она знает, что делает. Или просто привыкла ни в чем не получать отказа.

Корделия немного высунулась из своего укрытия и заметила, что у Анджелы в руках птичка. Ручной кардинал, которому она, по-видимому, собирается свернуть шею. Куда дешевле было бы велеть слугам поймать синицу или зяблика, но Анджела, вероятно, предпочитала делать все сама. Она никому не доверит свои секреты, особенно колдовские.

У Корделии сжались и сердце, и желудок, едва она вспомнила о том, как здесь принято использовать птиц. Лучше бы ей не видеть этого той ночью! Теперь страшные фрагменты не ускользали из памяти. Мозг снова и снова прокручивал их, независимо от желания самой девушки. Ее чуть не стошнило.

Корделия поднесла руку ко рту. Ей не хотелось портить обюссонский ковер, однако придется, но приступ тошноты прошел так же быстро, как и возник. Шуршание одежд Анджелы раздавалось уже далеко отсюда. Казалось, это шуршит саван.

До Корделии уже не долетало звуков разговора. Она и не хотела слушать. Подслушивать нехорошо. И немного страшно.

Корделия с детства имела такую нехорошую черту: случайно сделав что-то предосудительное, она тут же начинала раскаиваться. И совесть мучила ее так, будто она совершила плохой поступок нарочно. Вот и сейчас она надолго замерла, не в силах сдвинуться с места.

Кроме того, ей не хотелось идти по ковровой дорожке, где только что прошла Анджела, будто там осталось нечто ядовитое. Корделия свернула в узкий тамбур и тут же ошеломленно остановилась, заметив, что в конце его кто-то стоит. Она тут же узнала этого человека, невзирая на скудное освещение. Его легко было отличить от прочих слуг хотя бы по высокому тюрбану со страусовым пером и широким восточным шароварам. А рубиновая сережка в одном ухе и вовсе могла привлечь внимание даже в полной темноте. Подобно капельке крови она блестела и переливалась на фоне черной кожи. Это был мавр, раб, которого привез с собой Винченцо из своего последнего военного похода. Весьма угрюмый и молчаливый тип с повадками шакала, всецело преданный своему хозяину. Выходит, все то время, пока Корделия наблюдала за Анджело и ее братом, этот мавр наблюдал за ней.

Глава 22. Самопожертвование

Плечо жутко болело. Казалось, на теле раскрылся некий жадный рот, требующий жжения и боли. Рана чем-то напоминает ожог. Когда подносишь к себе лезвие, кажется, что кожи коснулся огонь. И потом это ощущение не проходит. Оно лишь становится более сильным, будто в рану попал яд.

Клер зажмурилась над умывальником и плеснула ледяной водой в лицо. Холодная струя привела ее в чувство. Нужно было промыть рану, но она не посмела. Кровь уже перестала течь, но Клер даже не думала смазать чем-то порез. Стоило его обеззаразить. Но вдруг тогда ее протест против действий зеркального призрака будет не принят? Пусть лучше будет больно.

Она стерла капли воды с лица махровым полотенцем. Ее ладони пересохли от бесконечного контакта с мылом, красками и водой, поэтому она достала тюбик с жирным кремом и смазала руки. Стало немного легче.

Затем нашла в гардеробе футболку с достаточно длинными рукавами, чтобы скрыть плечи почти до локтей, и узким вырезом горловины. Это ей вполне подойдет. Необходимо скрыть шрам, чтобы люди не начали смотреть на нее косо или задавать вопросы, на которые ей нечего будет ответить.

Клер знала, что и зачем она делает, но не собиралась никому открывать суть своих экспериментов. За сегодняшнее утро она уже несколько раз позвонила Шанне, но у той никто не отвечал. Оставалось только надеяться, что худшего еще не случилось. Корделия надеялась изо всех сил, но это мало помогало. После десятого звонка, на который никто не ответил, она начала беспокоиться. Надиктовывать информацию на автоответчик ей вовсе не хотелось. Что вообще она может сказать, чтобы это не звучало полным бредом?

Она заварила крепкий чай с мятой как успокоительное, помогающее забыть о боли. На столе были разбросаны какие-то эскизы, которых она не помнила. Неужели все это она нарисовала? Клер обескураженно взяла в руки пачку набросков. Да, рисунки по стилю напоминают ее, только она не помнит, чтобы сама это рисовала. И как-то в них все слишком схематично, больше похоже на реальные виды местностей, чем на ее типичные фантастические картинки.

Сев на диван, Клер начала перебирать работы. Она узнавала те места, которые изображены на бумаге. Это все виды Венеции. Дворцы в готическом и романском стиле, большие и маленькие каналы, лодочные регаты, очертания соборов и монастырей. Она даже припоминала название этих мест, хотя не помнила, где встречала их раньше, и подписей внизу рисунков тоже не было. Рисунки тоже были оформлены как-то странно внутри картушей, как иллюстрации или дополнения к чему-то. Зато она могла перечислить их по названиям. Вот мосты Риальто, Гулье, Дела Либерта, Скальци, Арсенал, мост Академии, мост Конституции. Вот канал Канареджо и Дворцовый канал. А дворцы… Клер знала название каждого по имени владельцев. Палаццо Бальби, Гримани, Лоредан, Тьеполо, Фарсетти, Кавалли, Лабиа, Дандоло, Грасси, Чентани, Барбариго, Барбаро и палаццо деи Камерлинги. Клер их легко различала, хотя все они на рисунках выглядели такими похожими. На черно-белых рисунках мосты и здания Венеции кажутся такими однообразными. Было бы что нарисовать, чтобы при этом не скопировать других. Мост Вздохов… Клер задержала на нем пальцы. Лучше было на него не смотреть. Тут же нахлынула какая-то тьма и скорбь. Желание мести.