Эдвин
Не спеша, я шел по ночному Рошену, и гулкое эхо собственных шагов было моим единственным спутником. Время пуститься в полет сейчас не было, а планы на ночь оставались весьма приземленными — угодить Анри, чтобы он отстал от меня раз и навсегда.
Как странно вспоминать те места, по которым я бродил точно так же, как по этому городу, заходил в таверны, восхищался величественными зданиями, следил за прохожими с высоких крыш домов, а потом с еще большей высоты наблюдал, как огонь жадно поглощает все то, что еще недавно вызывало мой интерес. Всего миг, всего одно огненное дыхание, и то, что было красотой, превращается в пылающий ад. Площади с дворцами и фонтанами, похожие на райские сады, рушатся, вспыхивают, и бывший оазис становится пеклом. А погибших было не счесть. Всего раз мне пришлось пройтись по городу, воспламененному мной же самим. То была ночь, когда мне предстояло пройти сквозь жаркую, душную преисподнюю. Сколько жестокости нужно, чтобы создать такой пожар? Даже то, что я делал это не по собственной воле, служило мне слабым оправданием.
Нельзя было оправдать меня и за то, что ради Анри я поставил свою метку на чужом доме и впустил туда смерть. Орисса умерла, и я намеревался выкупить ее тело, прежде чем оно окажется в общей могиле с другими несчастными, умершими от чумы. Даже останься девочка живой, вряд ли ее ждала бы благополучная судьба, останься она одна, и ее в лучшем случае ждали бы детский приют или какая-нибудь богадельня. К сожалению, я был не настолько лицемерен, чтобы назвать себя благодетелем. Сейчас я собирался совершить то, на чем сам поставил запрет, и чувствовал себя преступником.
Всего за несколько червонцев я купил ее мертвое тело, как и намеревался. Никто не задал мне никаких вопросов, не предположил, что я доктор, ищущий материал для вскрытия, безумный влюбленный или колдун, хотя алый плащ, свободно развевавшейся у меня за спиной, был выткан магическими символами. Но гробовщик этого не заметил. Золото, как всегда, действовало безотказно.
Как странно, должно быть, эта картина выглядела со стороны: из узкой длани в бархатной перчатке монеты сыплются в сухую руку гробовщика, и никто не заподозрит, что под перчаткой, возможно, скрыты драконьи когти.
Наш обмен происходил в полном молчании, и пантомима выглядела жуткой. Я бы отдал за Ориссу весь кошель, но боялся, что излишняя щедрость в данных обстоятельствах только вызовет подозрение.
— Забудь обо всем! — мысленно приказал я гробовщику и его молодому помощнику, подсматривавшему за нами из загрязненного низкого оконца. События сегодняшней ночи сотрутся из их памяти быстро, как исчезает под утро сон.
Я взял на руки хрупкое, кое-как обернутое старым пледом тело, и оно показалось мне бесчувственным, слабым, умирающим, каким угодно, но только не мертвым.
Какой-то запоздалый прохожий оглянулся на меня с изумлением. Что это за красивый господин, который несет на руках бесчувственную девочку, бедно одетую, но с роскошными, свисающими кольцами вниз, золотистыми локонами? Судя по цвету волос можно сказать, что она его младшая сестра, но тогда, почему сам он одет нарядно, а на девочке старое серое платье?
Люди могли только предполагать, ломать голову, строить догадки, но истину узнать им было не дано.
Я отнес Ориссу в свою мастерскую. Мои подданные во главе с вездесущим Перси позаботились о том, чтобы один маленький заколоченный домик стал моим и обставили в нем все так, как я приказал. Ни у одного чародея еще не была такой заботливо убранной мастерской, заранее подготовленной для чего-то особенного.
Мой личный маленький зверинец: ворон, волк и саламандра, остался в замке, а здесь, в клетке под потолком, мирно дремала сова. Летучая мышь — нетопырь сидела высоко на одной из косых потолочных балок и заинтересованно посматривала на происходящее внизу. Я с удовольствием бы приманил к себе в мастерскую сирина или жар-птицу, но опасался, что даже за закрытыми ставнями в городе, где отказываются верить в волшебство, такое чудо не останется незамеченным.
Закопченная печь в углу давно стала непригодной, а дров или угля поблизости никогда не было, так что соседи и так удивлялись, почему иногда из давно не действующей трубы вырываются клубы дыма. Секрет заключался в том, что я сам был носителем огня, но люди об этом, естественно, не догадывались. Разве тот молодой господин, что иногда проскальзывает в дом, может быть чудовищем? Выскажи кто такое предположение, они бы только недоуменно пожали плечами. И появление огня в на много лет потухшем очаге можно было объяснить, чем угодно, но только не тем, что сам хозяин огнедышащий. Да и не будь я драконом, все равно любой чародей умел вызывать пламя одним жестом, одним усилием мысли.
Ближе к середине ночи все перекладины под потолком будут заняты нетопырями, влетавшими через чердачное окно. Летучие мыши опрометчиво решили, что раз хозяин дома — чародей, то есть почти родственная душа, то все они могут слетаться сюда на отдых. Только вот за соседство со мной им часто приходилось расплачиваться, выполнять всякие мелкие поручения.
