Изумруды пророка - [38]

Само по себе событие было столь же простым, сколь и таинственным. Однажды в ночь шаббата в алхимической лаборатории раввина, находившейся на первом этаже задней части его дома, случился пожар. Огонь разгорелся очень сильный, но стены строения были такими толстыми, каменные своды и железная дверь такими прочными, что это сберегло от огня большую часть дома, но одновременно помешало прийти к раввину на помощь. Когда на рассвете Удалось наконец проникнуть туда, где прежде находилась лаборатория, там можно было увидеть лишь железную арматуру, пепел, спекшуюся штукатурку да несколько косточек, которые бережно собрали, чтобы захоронить.

— Как вы думаете, что это: несчастный случай или преступление? — спросил Морозини, которого доктор привел за собой на кухню, где стал сам варить кофе: кухарка Майзеля к тому времени уже отправилась на базар за продуктами.

— Никто не знает, но… — хирург со значением посмотрел поверх очков на своего гостя, — но… мне кажется, что Иегуда Леви сам разжег этот огонь…

— Самоубийство?! Таким жутким образом?

— Он же был не таким человеком, как другие. Если бы это был несчастный случай, несомненно, были бы слышны крики о помощи, а мы — все соседи — ничего не слышали. Кроме того, Абраам Хольц — вы с ним знакомы: он прислуживал раввину — так и не смог найти после пожара ни одной из магических книг хозяина, а главное — редчайшее издание — «Индрарабу», Великую Книгу Тайн, между тем у Иегуды Леви хранился один из двух существующих в мире ее экземпляров…

— Вот вам и мотив преступления: раввина убили, чтобы похитить эту книгу!

— Нет. Она тоже сгорела: .Абраам нашел одну из застежек переплета. По причине, известной лишь ему самому, — может быть, просто потому, что полагал: пробил его час, — Иегуда Леви захотел умереть, унося с собой ключи от своего могущества…

Морозини помолчал, размышляя, взвешивая каждое из только что услышанных им слов.

— Что ж, в конце концов, и такое возможно… Но одна вещь очень меня удивляет: как мог раввин, так свято соблюдавший все традиции своего народа, покончить с собой в ночь шаббата?

— Пожар начался часа в два. Строго говоря, это была уже не суббота, это было воскресенье. А шаббат заканчивается в полночь… Его похоронили на кладбище — ту малость, что удалось найти…

— Вы могли бы отвести меня туда?

— Сию же минуту, если вам угодно!..

Несколько минут спустя они уже находились на живописном старинном еврейском кладбище, где надгробные камни волнами набегали друг на друга, как бы застыв в хаотическом, но тем не менее прекрасном движении. Осенний ветер, поднявшийся в то утро, шуршал мертвыми листьями, они взмывали в воздух, летали вокруг, как бабочки, и запах отсыревшей земли сменил теперь божественный аромат жасмина и бузины дивных летних дней. К огромному удивлению Альдо, который не переставал думать о том, как в этом хаосе удалось найти место, достойное столь необычного человека, Майзель подвел его к высокой стеле, украшенной завитками и древнееврейскими надписями и увенчанной чем-то вроде огромной сосновой шишки. Там с XVII века покоился знаменитый раввин Иегуда Лёв бен Безалел, творец и хозяин Голема, этого легендарного глиняного исполина, которого он, используя как слугу, оживлял, вложив тому в рот записочку с магическим словом «шем», клочок пергамента с тайным именем Бога, и который однажды принялся разрушать все, что попадалось на пути…

— Вот здесь! — сказал хирург.

— Как это так — здесь? Вы что — положили его останки в эту могилу?

Эбенезер Майзель поднял с земли камешек, бережно положил его к подножию стелы и трижды поклонился.

— Нам показалось, что это для него самое подходящее место, что это будет естественно, — ответил он. — А теперь я оставлю вас здесь поразмышлять, если хотите, но надеюсь, что мы еще увидимся и что вы не забудете дорогу к моему дому. Даже сейчас, когда его больше нет с нами, — добавил он, движением головы указав в сторону могилы…

— Будьте в этом уверены, но сегодня мне приходится попрощаться с вами: я с минуты на минуту уеду из Праги…

Морозини довольно долго простоял перед надгробием, припоминая слова доктора: «Нам показалось, что это для него самое подходящее место, что это будет естественно»… И понял правоту доктора. Он вспомнил о том, как барон Луи Ротшильд, передавая ему записку с адресом раввина, сказал: «Вот увидите, это очень странный человек, он владеет тайной бессмертия…» На самом деле этой тайной владеет каждая человеческая душа, но сам факт, что прах этого человека захоронили именно здесь, словно подкреплял достоверность другой легенды: той, что утверждала, будто Леви — это воплощение души рабби Лёва, хозяина Голема, от которого он унаследовал его могущество и его удивительные способности. Именно над этой легендой Морозини и размышлял дольше всего в те дни, когда лечился после ранения в доме Эбенезера Майзеля. Особенно ясно ему вспоминалось последнее мгновение перед тем, как он, сраженный пулей, потерял сознание: Баттерфилд, наглый шут, явившийся в древнее святилище, чтобы убить его и раввина, безуспешно стрелявший в последнего, издал перед собственной смертью ужасный вопль, вопль насмерть перепуганного существа, а ему самому показалось при этом, что стена синагоги сдвинулась с места и движется к американцу… Говорили, что тело несостоявшегося убийцы имело такой вид, словно по нему прошелся каток для утрамбовки асфальта… И разве не шептались люди о том, что на чердаке Староновой синагоги лежит куча глиняной крошки, способная по велению того, кому известно тайное заклинание, вновь обрести форму человеческого тела?.. Так что закономерно, что два великих раввина обрели покой под этим надгробием, ведь и вправду, возможно, это был один человек…