— Парни очень уважают тебя, Гаррет, — заметила Килин.
— Почему ты так решила? Я всего лишь, как ты недавно выразилась, обычный пастух, — рассмеялся он, удовлетворенный тем, что тема сменилась.
— Я сказала так по невежеству. Не стоит припоминать мне это всякий раз.
— Значит, гордая горожанка признает свое невежество?
Килин тепло посмотрела на него. Неожиданно она совсем по-другому увидела Гаррета Кинкейда — ранимого, но отважного, который борется со всем миром за свои хрупкие идеалы. И испытала непреодолимую потребность встать на его сторону.
— Давай начнем заново... — дружелюбно предложила девушка. — Килин О’Доннелл, бездарная дочь талантливой художницы.
Гаррет рассмеялся, но оценил ее инициативу.
— Гаррет Кинкейд, жалкий пасынок мудрого человека.
Они пожали друг другу руки. Подошла жена Патрика и шепнула им:
— Не желаете выпить коллекционного белого вина? Я открою для вас бутылочку.
— Это будет замечательно. — Гаррет признательно кивнул.
Когда женщина удалилась за обещанной бутылкой выдержанного белого вина, Гаррет вновь остался наедине с Килин. И неожиданно не на шутку смутился. По-настоящему интересные для Гаррета женщины неизменно вызывали в нем трепет и преклонение.
Килин не была роковой красавицей в традиционном представлении, но ее выстраданная независимость заставляла окружающих мужчин воспринимать ее с опаской. Тем неожиданнее стало для нее высокомерно-скептическое отношение Гаррета, которое он демонстрировал с первой минуты их знакомства.
После глотка изысканного белого вина, Килин подняла глаза на собеседника. Вся его былая воинственность вмиг исчезла. Перед ней сидел не самодовольный задиристый пастух, а чуть усталый труженик, спокойный и вдумчивый.
— Почему ты так на меня смотришь? — смущенно спросил он.
— Меня не оставляет чувство, что, глядя на тебя, я вижу себя.
Гаррет изумленно поднял брови.
— Ты такой же изменчивый и легко приспосабливаешься к ситуации. Но при этом чувствуется, что ты ведом какой-то высшей целью и не собираешься отступать, даже если мир рухнет.
— Ты хочешь сказать, что я одержимый? — Гаррет рассмеялся.
— Вовсе нет. — Килин покачала головой. — Не знаю, как это назвать. Ты уже несколько дней рядом, но постоянно ускользаешь от моего понимания.
— Интересно, буду ли я для тебя таким же таинственным через неделю-другую? Или ты без сожаления упакуешь вещи, разочарованно махнешь на меня рукой и вернешься в свой обожаемый Дублин?
— Это очень смелое предположение, что я задержусь здесь на неделю-другую, — лукаво проговорила Килин. — Но, признаться, ты меня скорее пугаешь, чем озадачиваешь.
— Пугаю?! Чем же?
— Ты стремишься подчинить себе не только ситуацию, но и человека, — прямо глядя ему в глаза, произнесла Килин. — Не удивлюсь, если некоторые этого не выдерживают.
— Ты чувствуешь на себе мою власть? — спросил ее Гаррет.
— Я чувствую твое желание распространить на меня свою власть, — осторожно ответила Килин.
— И что ты намерена предпринять?
— Пока не знаю.
— А чего хочешь ты от отношений?
— Я не хочу терять той свободы, которую обрела, лишившись неустанного контроля со стороны матери. Но хочу обрести ту цель, которая упорядочила бы все мои усилия и не позволила бы сбиться с пути.
— Это твоя обязанность перед самой собой. Но что ты ищешь в межличностных отношениях?
— Я не уверена, что нуждаюсь в них, — честно призналась Килин.
— И эта мысль явно не делает тебя такой уж счастливой, — подметил Гаррет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Килин невольно удалось то, что не удавалось ни одной незамужней женщине на острове. Она очаровала невозмутимого Гаррета Кинкейда.
Его пульс учащался, когда он думал о ней. Он переставал дышать, когда видел ее. Это чувство настолько захватило Гаррета, что недоставало сил думать о его названии. Тем более, что в их беседах становилось все меньше и меньше неясностей, которые можно было бы трактовать как романтическую игру.
Они разговаривали о прозаических вещах, обсуждали самые обыденные аспекты бытия. Они даже перестали подтрунивать друг над другом, потому что им обоим наскучило обижать и обижаться даже в шутку. Они вели себя как два серьезных взрослых человека.
Килин с огромным уважением относилась к столь естественному для любящего отца желанию Гаррета всячески обезопасить собственную дочь. Он же с пониманием принимал ее доводы в пользу самоопределения личности.
Былые подозрительность и предубежденность перестали толкать их обоих на острые препирательства. Периодически они встречались, по-прежнему не сговариваясь об этом заранее, а как бы случайно. Прохаживались, беседовали, дружелюбно расставались. И всякий раз Гаррет с дрожью в сердце предвкушал новую встречу с этой рассудительной девушкой. Даже Бэн — неподкупный спаниель Гаррета — проникся к Килин глубоким чувством и при каждой встрече демонстрировал его дружелюбным лаем.
Килин же чувствовала себя обычной горожанкой, пожелавшей провести каникулы в провинции. Общение с Гарретом представлялось ей приятным наполнением однообразных будней на острове. Она не была страстной ценительницей красот природы, чем славилась ее мать. Ее не увлекало изучение фольклора. Она избегала глубоко погружаться в собственные мысли и ощущения. Поэтому периодические встречи с Гарретом были именно тем, что вносило в ее пребывание на острове элемент приятного человеческого общения. И не более того. Гаррет это чувствовал.
