Изумруд - камень смерти - [15]

Сейчас Шуба пил и ел все подряд, непрерывно чавкал и хрустел орешками. В столь роскошном заведении он оказался впервые, несколько ошалел от обстановки и почему-то решил, что фирмачи просятся под его покровительство. Ему долго и вежливо разъясняли, какой он идиот и что его просто берут на работу. Конечно, можно было бы обратиться и к екатеринбургским уголовникам, к тем же уралмашевским или центровым, но те могут откусить протянутый палец по самое плечо. Тагильский шут устраивал по всем статьям: глуп, жесток, рвется в авторитеты, не имеет никакого влияния и связей в Екатеринбурге. Зато имеет опыт расчистки месторождения от добытчиков, а его бойцы из рабочего предместья без возражений будут патрулировать леса, чего ни один столичный бандит не станет делать - привык к комфорту.

Шуба в конце концов понял, что от него хотят, и согласился. Поломался, конечно, поторговался. Был уверен, что ситуация как две капли водки схожа с тагильской - сгонят с участка конкурентов и начнут сами землю копать. Ему и в голову не могло прийти, что никто ничего добывать не собирается. Потому и обещают включить его в учредители новой добывающей компании без всяких взносов в уставный капитал и дают аж двадцать пять процентов участия. Компанию ведь можно учреждать целый год, потом ещё три года к работе приступать, пусть дожидается. За это время, как говорится, или осел сдохнет, или падишах. Главное, Шуба будет молчать об операции. Во-первых, влез на чужую территорию, екатеринбургские авторитеты потребуют компенсацию, если разнюхают, во-вторых, свои же тагильские лидеры могут отнять такой жирный кусок, скажут: "Мал еще, лопнешь."

- "Воздух" нужен, - Шуба проглотил полстакана "Метаксы", швырнул в пасть горсть орешков, - братву подогреть.

Челюсть его быстро ходила, перемалывая фисташки, в такт прядали хрящеватые уши.

"Скотина, - беззлобно подумал Кентавр, - прямоходящий примат, гамадрил. Злобный, своенравный, но дрессировке поддается." Он перегнулся боком через подлокотник кресла, пошарил в кожаной сумке, стоявшей на полу, бросил на стол пачку долларов в банковской упаковке. Немного подумал и бросил ещё одну.

Шуба цепко схватил деньги, поднес к лицу, уставился мутно, втянул ноздрями воздух, почуяв резкий специфический запах. Ошибается тот, кто утверждает, что деньги не пахнут. Пахнут, ещё как пахнут, особенно свеженькие, новенькие доллары. Они заворожили и околдовали изрядно подвыпившего уголовника. Сунуть бы в карман, да его нет на голом человеке. Так и нежил в руках, даже не обратив внимание на сумму, отпечатанную на упаковке. А всего-то было две тысячи баксов в десятидолларовых купюрах. Кентавр и Дыба умели платить. Для них это были не деньги, а так, денежная пыль - смахнул и не заметил. А для Шубы - две пачки зеленых. Согласитесь, что две пачки гораздо больше двух тысяч баксов.

- Ну, ладно, хорошо посидели, - поднялся Дыба, сбрасывая с плеч простыню.

- Действительно, отдохнули, пора и за работу, - поддержал его Кентавр.

- Да вы что? - Шуба жаждал продолжения банкета. - Тут ещё выпивки полно.

- Дома допьешь со своими орлами, - Дыба принялся натягивать рубашку.

- А-а... - Шуба всем лицом выразил понимание. Быстро составил початые бутылки перед собой, переводя в личную собственность, чтобы никто не отнял. - А закусон?

Кентавр пренебрежительным взмахом дал понять, мол, сметай со стола все это дерьмо и неси хоть к чертовой матери.

Первое, что надел на себя Шуба из одежды, была подмышечная кобура. Он хотел покрасоваться и произвести впечатление на партнеров, не подозревавших об оружии, бывшем все время у него под рукой. Те подыграли, проявив изумление и бурный восторг. Еще за полтора часа до этого Дыба вышел из парной и проверил одежду Шубы. Облезлый ТТ выпуска 1949 года он разрядил, а патроны ссыпал в карман шубинской куртки.

* * *

Капитан Васильев стал военным из любви к радиотехнике. Поступить в политехнический на популярнейший радиофак сельский паренек не имел никаких шансов, а вот в высшее военное училище зенитной артиллерии на почти такой же радиофак конкурс был втрое меньше. Через пять лет Васильев получил золотые лейтенантские погоны и диплом радиоинженера общесоюзного образца. Захолустный гарнизон, рутинные дежурства, неожиданные учебные тревоги, к которым готовились обстоятельно и заблаговременно, солдаты, все время норовящие сачкануть, одни и те же фильмы в клубе, одобренные политуправлением дивизии...

На седьмом году службы капитан Васильев начал пить, как и многие другие холостые офицеры. Женатые, впрочем, тоже не отставали. Капитану уже не хотелось поступать в академию, выбиваться в майоры и дальше в подполковники. Ему хотелось чинить телевизоры на гражданке или, оставаясь в рядах доблестных вооруженных сил Советского Союза, сидеть военпредом на оборонном заводе. Вот где теплое местечко: оклад, выслуга, даже премии, приходишь в восемь, уходишь в пять, как нормальный человек, костюмчик гражданский, ботинки неуставные. Принимаешь у заводских какую-нибудь локационную станцию - тумблерочками пощелкиваешь, ко всему придираешься, а они вокруг на цыпочках шур-шур-шур...