Израненный - [62]

— Красивые губки, — замечает он хриплым, гортанным шёпотом.

Он наклоняется, затмевая всё. Он — всё, что я вижу. Всё, что я хочу. Между нами нет нежности, когда он раздвигает мои губы и вторгается в мой рот своим тёплым языком, переплетая его с моим. Мэддокс целует меня долго и медленно, каждый раз погружаясь глубже, и моё тело пылает настолько сильно, что я больше не могу игнорировать тот факт, что мои трусики становятся влажными.

— Как далеко ты хочешь, чтобы я зашёл? — выдыхает он напротив моих губ, и мурашки охватывают всё моё тело. Он просит моего разрешения.

Я хочу ответить ему, но как это возможно, когда он делает подобные вещи? Такая простая способность, как думать, ускользает от меня, когда я наблюдаю за его татуированными руками, спускающимися вниз по моей груди. На его руке часы, — глупо с моей стороны обратить на них внимание в такой момент, — большие чёрные часы с изображением чёрного скелета, которые, кажется, только усиливают чувственность к его действиям. Тёплая, грубая ладонь скользит по слишком разгорячённой коже, и моё дыхание становится прерывистым, когда Мэддокс проникает под мою рубашку и проводит рукой между моих грудей. Коснувшись указательным пальцем левого соска, он скользит под лифчик и, подразнивая, проводит им по затвердевшей горошинке, пока я извиваюсь в его руках. Выгибая спину, я толкаюсь грудью в его руку, желая большего трения.

— Как далеко ты хочешь, чтобы я зашёл, Эйли? — выдыхает он мне на ухо, по-прежнему медленно массируя мой чувствительный сосок.

На этот раз вопрос поставлен очень ясно, но не было никакой необходимости спрашивать об этом. Он уже знает мой ответ.

— До конца, — шепчу я, задыхаясь, и уверенность овладевает всем моим телом.

Низкий рык вырывается из его горла на мой ответ, прежде чем Мэддокс обрушивается на мой рот. Отстранившись, он обходит и быстрым рывком поднимает меня со стула, умелыми руками сжимая мои бёдра. Затем он скользит ладонями вниз и задирает мою юбку вверх, чтобы она не мешала его следующим действиям. Он ещё раз показывает свою поразительную силу и притягивает меня к своему телу. Его руки сразу же скользят вниз, чтобы удержать меня под попку, когда я скрещиваю ноги у него за спиной, крепко хватаясь за шею. Мэддокс несёт меня в спальню и сажает на кровать. Все его действия следуют в идеальной последовательности. С излишней осторожностью. Он словно хищник нависает надо мной. Большой, устрашающий и ужасно голодный. А я — добыча, загнанная в капкан, встревоженная и беспомощная, и он держит в руках мою судьбу. Но я до последнего вдоха готова к его первому, второму и третьему укусу. Я хочу, чтобы он поглощал меня, пока я не распадусь на части в его руках.

Бросая невинный взгляд в его сторону, я нервно кусаю нижнюю губу в ожидании его следующего шага. И это заставляет его наклониться ближе и крепче обнять меня.

— Тебе не будет больно, Эйли, — бормочет он возле моего рта, запустив руки мне в волосы, и скользя ими по моей спине, умело расстёгивает лифчик. — Не со мной.

Его рвение — непоколебимо, но я вижу нежность в его пропитанных страстью глазах, что стирает последние сомнения, которые я бессознательно скрываю. Отбросив мой кардиган куда-то в сторону гостиной, он то же самое проделывает с моей рубашкой и юбкой и бросает их неизвестно куда.

Уязвимость появляется в тот момент, когда я остаюсь полностью обнажённой под его горящим взглядом. Не могу себе представить, что он видит. Но я знаю своё тело. Я запомнила каждую крошечную унцию несовершенства, и знаю, что никогда не смогу сравниться с десятками других девушек, которых он, несомненно, видел. Я слишком худая. У меня слишком светлая кожа. Находясь в таком положении на постели, я понимаю, что моя грудь плоская из-за несправедливой силы притяжения, поэтому я ощущаю себя ужасно плоскогрудой. Ему не нужно пристально присматриваться, чтобы увидеть шрамы от сражений с моими демонами. Моя кожа усеяна порезами, а самые последние из них, нанесёнными дома на внутренней стороне бёдер, говорят о том, что моё тело не создано для близости.

— Проклятье, — я пялюсь на Мэддокса, моргая. Его глаза сужаются, но они блестят, словно бриллианты на его лице, когда он проходится взглядом по всему моему телу. Дрожь пробегает по коже, словно он только что коснулся меня. Мурашек становится больше, когда я попадаю под его пристальный взор. — Ты прекрасна.

Мой первый и единственный инстинкт — отрицать его слова.

— Нет, — я слабо улыбаюсь, сражаясь с жалящими слезами. — Я не прекрасна, — я тянусь к простыням под нами, чтобы прикрыть себя, но он хватает меня за запястья и вытягивает их над моей головой, удерживая одной рукой. Другой рукой Мэддокс приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть на него.

— Ты чертовски невероятна, — выдав это пылкое, неоспоримое утверждение, он наклоняется ко мне, чтобы скрепить его поцелуем. Нежным и медленным. Затем жарким и страстным. Пробуждающим удивительный шторм внутри меня, который, потрескивая, бесконтрольно отдаётся у меня под кожей и искрами выстреливает в каждом направлении моего яства. Я возвращаюсь к жизни ради Мэддокса, в то время пока он жадно поглощает мой рот, наслаждаясь вкусом.