Изолятор - [25]

Шрифт
Интервал

Может быть, кто-нибудь решил, что Перчик по злобе и зависти радуется беде Фрайштадта? Если бы! От чужого горя твое собственное меньше не становится. Да, если говорить начистоту, Перчик никогда не любил Фрайштадта. За что, спрашивается, любить его, когда он бессовестный эксплуататор? И помогал он Перчику не по доброте душевной, а по трезвому расчету. Фрайштадту как воздух нужны такие вот Перчики, без них он, сами понимаете, ноль без палочки. Деловых людей старой закалки год от года все меньше и меньше, вот потому-то он за свой счет и отправлял Перчика в санаторий!.. Чтоб вы знали, человеколюбия и разной гуманности у Фрайштадта не больше, чем у мусороуборочной машины. Одно слово — паук!

Перчик с отвращением сплюнул и по контрасту вспомнил покойного Якова Борисовича Гонопольского. Вот это был делец, а точнее, не делец, а прирожденный вождь дельцов. Не так давно Перчик прочитал в изоляторе роман одного итальянца про Спартака. Фамилии автора не запомнил, больно уж заковыристая, а сама вещь сильная, каждому стоит прочитать. Так Спартак точь-в-точь похож на Якова Борисовича или, если вам так больше нравится, Гонопольский точь-в-точь похож на Спартака. А что? Всегда в бою, причем не где-нибудь, а в первых рядах сражающихся, да и в остальном молодец... А какой широкий был человечище: если кто-то из компаньонов попадал за решетку, Яков Борисович заботился о его семье лучше отца родного... Эх, были люди, не чета нынешним сморчкам!

Перчик горестно вздохнул и подумал о том, что раз таких, как незабвенный Яков Борисович, теперь не осталось, то, пожалуй, лучше быть честным голодранцем, чем ишачить на пауков вроде Фрайштадта. Больше Перчик никому не станет таскать каштаны из огня! Хватит!

— Аркадий Самойлович, можно с вами посоветоваться? — спросил чем-то озабоченный новичок.

Первым естественным побуждением Перчика было переадресовать толстенького гинеколога к чертовой матери, но он не сделал, этого, понимая, что человек в беде.

— Отчего же нельзя, Игорь Петрович? Раз надо, то давайте советоваться.

— Как вы полагаете, суду достаточно, если, допустим, против вас дали показания два свидетеля?

— В каком смысле достаточно? — по-деловому уточнил Перчик. — Чтобы признать вас виновным и осудить?

— Именно это я и подразумевал, Аркадий Самойлович.

— Видите ли, Игорь Петрович, доказательства виновности бывают разные. Все, сами понимаете, зависит от характера преступления. Против нас — расхитителей соцсобственности — доказательств, как правило, черт-те сколько, а вот вашему брату-взяточникам, по-моему, не в пример легче, поскольку...

— Простите, Аркадий Самойлович, я уже ставил вас в известность о том, что я не взяточник, — сдерживая негодование, перебил Обновленский. — Я честный человек!

«Он держит меня за фраера, — беззлобно подумал Перчик. — Да если бы те люди, которым поручено следствие, хоть капельку сомневались, что ты брал взятки, тебя бы никогда не взяли под стражу до приговора. Кому охота даром нарываться на неприятность?»

— Не спорю, мои шер, не спорю. Я не хотел обижать вас, Игорь Петрович. Но, поскольку вас, как я понял, интересуют прежде всего ситуации, связанные со статьей 173 Уголовного кодекса РСФСР, я вынужден оперировать соответствующей терминологией. Согласен, с непривычки она режет слух, поэтому предлагаю впредь именовать взятку «презентом» или, если хотите, «сувениром», взяткодателя — «клиентом», а взяткополучателя — «сеньором». Надеюсь, так вас больше устроит?

— Совершенно верно, — с облегчением подтвердил Обновленский.

— Вот и хорошо. — Перчик улыбнулся. — Я, чтоб вы знали, люблю все делать к взаимному удовольствию. Итак, в чем вас обвиняют?

— Представьте себе, Аркадий Самойлович, они имеют наглость утверждать, будто я, временно исполняя обязанности зав. отделением, брал «презенты» за то, что производил аборты!

— Ай-яй-яй! — Перчик покачал головой. — Как некрасиво.

— Что вы подразумеваете?

— Я, чтоб вы знали, противник абортов, Игорь Петрович. Я стою за то, чтобы женщины больше рожали... Но это, сами понимаете, не относится к теме нашей беседы. У обвинения много свидетелей?

— Точно не знаю.

— Это хуже... Надеюсь, в вашей больнице клиенты вручают «сеньорам» свои «презенты» с глазу на глаз, не при всем честном народе? Другими словами, факт передачи денег или их эквивалентов посторонними лицами не фиксировался?

— Боже упаси!

— Тогда уверен, что два свидетеля вам не страшны.

— Почему?

— Ваш Колодизнер потому и приобрел славу, что он виртуозно работает со свидетелями обвинения, — пояснил Перчик. — Он выдаивает их не хуже, чем цыган приблудную козу. Между нами, девочками, говоря, два свидетеля — это для него сущий пустяк!

— Вы предполагаете, что все закончится благополучно?

— Не знаю, Игорь Петрович, вам виднее... Лично я не очень-то верю, чтобы следователь передал дело в суд с двумя свидетелями обвинения. Думаю, что их будет пять-шесть, не меньше.

— И что тогда? — побледнел Обновленский.

— Если они выстоят под пулеметным огнем Колодизнера и не откажутся от показаний, данных ими на предварительном следствии, то супруге придется сколько-то лет посылать вам передачи...


Еще от автора Кирилл Анатольевич Столяров
Однажды в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Палачи и жертвы

В книге известного публициста нашли правдивое отражение обстоятельства и причины гибели крупнейшего советского контрразведчика, начальника «Смерша» В. С. Абакумова («Голгофа»); в неожиданном ракурсе предстают Берия и его окружение («Преторианцы»). «Дело капитана Солженицына» — воссозданная на основе материалов из архива КГБ СССР подлинная история ареста и осуждения выдающегося русского писателя.


Разные люди

С произведениями прозаика Кирилла Столярова читатель уже знаком по публикациям в периодической печати и по роману «Проверка на прочность». В новую книгу писателя вошли две повести и рассказы. В основе повести «Валентина Даниловна» острый семейный конфликт, обусловленный социально-бытовыми обстоятельствами. О поисках личного счастья повесть «Ранней осенью». Произведения, составившие сборник, объединяет общая идея — ответственность человека перед обществом и перед собой.


Взятки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.