«Изобретая традиции»: метаморфозы фольклорных сюжетов и образов в славянской фэнтези - [7]
Вопрос 4. «Согласны ли вы с утверждением, что в изучении первоисточников нет необходимости — вполне достаточно популярных представлений о русской старине, бытующих в современнойкультуре?»
Большинство опрошенных считают, что изучать первоисточники необходимо, поскольку «популярные представления — чаще всего развесистая клюква», «даже фантастика должна быть обоснованной, а не взятой с потолка» и «надо разрывать этот порочный круг: бытующие представления не сами собой складываются, а подпитываются ошибками безграмотных авторов, а затем новые поколения писателей питаются этим вторичным продуктом, и повторенная двадцать раз ахинея превращается в общеизвестную истину».
При этом высказывались и противоположные мнения, как то: «Зависит от целевой аудитории книги. Если автор хочет зарядить легкое чтиво в массовую аудиторию — пройтись по верхам достаточно. Если нет — то изучение фольклористики необходимо»; «Да, если речь идет о художественной литературе. Я закрою глаза на что угодно, кроме картонных персонажей… Как распорядиться полученным знанием, автор решает сам в зависимости от поставленной задачи»; и даже «Если это фэнтези, то автор вправе моделировать его согласно своей фантазии».
Какие выводы можно сделать из этого опроса и сопоставления полевых исследований 2002 и 2014 годов? На наш взгляд, основных выводов три — и все они отражают текущее состояние российской массовой культуры, влиянию которой равно подвержены читатели и авторы славянской фэнтези.
Во-первых, выбор фольклорных первоисточников для творчества очевидно определяется предпочтениями массового читателя: писатели обращаются к тем образцам культурного наследия, которые известны (в рамках школьной программы) широкой читательской аудитории, — былинам, сказкам, «Слову о полку Игореве». Общий культурный багаж писателя и читателя в определенной степени гарантирует успешность коммуникации: читатель ожидает найти в текстах славянской фэнтези сюжеты и образы, знакомые ему по перечисленным первоисточникам[17], и автор стремится оправдать эти ожидания. Разумеется, подобный подход совершенно не исключает авторской интерпретации классических фольклорных сюжетов и авторского «произвола» в использовании и комбинировании фольклорных образов, но эти сюжеты и образы все равно остаются узнаваемыми — во всяком случае, в рамках стереотипных представлений о славянской мифологии и русском фольклоре, сложившихся и бытующих в массовой культуре. Иными словами, действуя в «пространстве возможного», то есть в рамках «аккумулированного коллективным трудом наследия» (П. Бурдье), авторы ориентируются на «специфический код поведения и выражения», который и определяет «конечный репертуар возможных ходов и решений» [Бурдье 2005, с. 431].
Во-вторых, обращает на себя внимание «избирательность» авторов славянской фэнтези в отношении фольклористических исследований. Как представляется, эта «избирательность» тоже определяется в значительной степени влиянием массовой культуры. Более 60 % опрошенных указали, что изучали работы А. Н. Афанасьева и В. Я. Проппа; на наш взгляд, столь существенный перевес в пользу этих имен и трудов перед остальными объясняется тем, что «Поэтические воззрения славян на природу», пропповские исследования и сами имена А. Н. Афанасьева и В. Я. Проппа сделались в современной российской культуре элементами «джентльменского набора» автора славянской фэнтези. На основании изучения немалого числа художественных текстов и личных бесед с многими авторами славянской фэнтези рискнем выдвинуть предположение, что имя А. Н. Афанасьева в опросе 2014 года упоминается так часто лишь потому, что к «Поэтическим воззрениям славян на природу» неизменно апеллирует «фэндом» (неформальное сообщество поклонников фантастики вообще и славянской фэнтези в частности[18]): читательский спрос вынуждает авторов демонстрировать свою осведомленность, реальную или мнимую, в этом вопросе. Что касается В. Я. Проппа, на тех же основаниях допустим, что его имя среди авторов славянской фэнтези популяризировал М. Г. Успенский, в трилогии которого о богатыре Жихаре герои неоднократно приходят к «кумиру дедушки Проппа» — чтобы умилостивить этого кумира, нужно рассказать ему «новеллу али устареллу» или хотя бы «волыну» («Волына вроде бы похожа на устареллу или новеллу, только длинная и скучная»). Отметим, что и многие читатели узнали (и продолжают узнавать) о В. Я. Проппе именно из романов Успенского: до сих пор на литературных форумах в Интернете встречаются вопросы наподобие «А что это за Пропп, о котором Успенский пишет?»; ответы на эти вопросы варьируются достаточно широко (самые любопытные, какие нам попались, — «советский философ», «придумал формулу сказки» и «комиссар НКВД»)[19], однако показателен читательский интерес.
В-третьих — и это главное, — ответы на вопросы анкеты 2014 г. вкупе с анализом самих художественных текстов, позволяют заключить, что авторы славянской фэнтези, декларируя на словах приверженность изучению фольклорных и фольклористических источников по теме, в действительности не столько следуют традиции, подкрепленной научным авторитетом, сколько эту традицию изобретают — в том смысле, который вкладывал в термин «изобретение традиции» Э. Хобсбаум: «…процесс формализации и ритуализации», связь которого «с историческим прошлым по большей части фиктивная» [Хобсбаум 2000, с. 48]. К этому побуждают, с одной стороны, сами принципы функционирования культурного производства в условиях массовой культуры, когда предложение диктуется спросом, а границы этого спроса формируются уровнем коллективного знания (и коллективной потребности в конкретном знании) — если, упрощая, читателю достаточно присутствия в тексте таких персонажей, как Кощей, баба-яга или древнерусский витязь, каковы бы ни были их функции, чтобы отнести то или иное произведение к славянскому фэнтези, у писателя просто нет необходимости в сколько-нибудь тщательном изучении первоисточников и соблюдении этнографической достоверности; с другой стороны, писатели все же чувствуют себя в некоторой степени обязанными выполнять предварительные изыскания, подбирая фактический материал для художественных текстов
Все началось с того, что в маленьком городке стали гибнуть люди. Один за другим находит полиция трупы с высосанной кровью. Маньяк-убийца, вообразивший себя вампиром? Возможно. Однако чем дальше Фокс Молдер и Дана Скалли, приехавшие в городок, ведут расследование, тем к более неожиданным выводам они приходят.
Уникальное издание, в котором сводятся воедино разрозненные сведения о сверхъестественных существах. Брауни и домовые, эльфы и карлики, василиски, драконы, единороги и прочие волшебные создания предстанут перед читателем как живые. Откроется холмы, в которых обитают сиды, разверзнется Мировой океан, являя миру Левиафана и кракенов, распахнутся земные недра, и оттуда выйдут цверги и гномы. Читатель узнает, где расположены легендарные острова Авалон и Буян, подобно Синбаду-мореходу поднимется в небо на спине птицы Рух, побывает в пещерах, где стучат своими молоточками кобольды.
Первые сведения об индийских обычаях, верованиях и мифах принесли возвратившиеся домой воины Александра Македонского. Так начало формироваться в Европе представление об Индии как о стране загадочной, исполненной древних диковинных тайн и непостижимой мудрости.Наша книга посвящена древнеиндийской мифологии эпохи вед и пуран. Она объединяет в себе ведийскую и индуистскую мифологии, «отягощенные» элементами дравидов, джайнов и других племен, населявших Индийский субконтинент.
Из трех религий, которые принято называть мировыми, буддизм — древнейшая (ее возраст насчитывает более двадцати пяти столетий) и, пожалуй, самая «либеральная»: ни христианство, ни ислам не позволяют своим приверженцам подобной свободы в исповедании веры. Идейные противники буддизма зачастую трактуют эту свободу как аморфность вероучения и даже отказывают буддизму в праве именоваться религией. Тем не менее для миллионов людей в Азии и в остальных частях света буддизм — именно религия, оказывающая непосредственное влияние на образ жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Средиземноморье было «плавильным тиглем» Древнего мира: хетты, хурриты, финикийцы, минойцы, эллины, отчасти египтяне, малоазийские кельты, лигуры, этруски, наконец, римляне — все эти народы и племена, даже сохраняя «культурную автономию», внесли существенный вклад в формирование единой средиземноморской культуры, кульминацией которой стала культура Древней Греции и Древнего Рима.Важнейшим культурным наследием античных времен является мифология. Мифам Древней Греции и Древнего Рима и тому, как в них прослеживается влияние иных, более ранних мифологических систем, и посвящена эта книга.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».
Что отличает обычную историю от бестселлера? Автор этой книги и курсов для писателей Марта Олдерсон нашла инструменты для настройки художественных произведений. Именно им посвящена эта книга. Используя их, вы сможете создать запоминающуюся историю.
Герой эссе шведского писателя Улофа Лагеркранца «От Ада до Рая» – выдающийся итальянский поэт Данте Алигьери (1265–1321). Любовь к Данте – человеку и поэту – основная нить вдохновенного повествования о нем. Книга адресована широкому кругу читателей.