Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея - [53]

Более отдалённые и мелкие линзы могли быть оставлены другими реками или ручьями, поэтому Амалицкий считал возможным говорить о целой речной системе пермского периода, «от которой теперь остались ложа, заполненные песком»[481].

Он хотел назвать эту исчезнувшую речную систему Александро-Михайловской – в честь великого князя Александра Михайловича[482]. Задумка была необычной. Как правило, названия дают только очень крупным географическим объектам прошлого – материкам, морям, океанам, да и то не всегда. У исчезнувших рек и озёр названий нет. Впрочем, свой замысел Амалицкий не осуществил.

Также он обнаружил, что в толще соколковской линзы можно проследить несколько последовательных слоёв, она была своего рода многоэтажным захоронением. Наверху располагался толстый метровый слой песчаника, пропитанный кремнезёмом и углекислой известью, снизу он соединялся с большими и совершенно пустыми конкрециями. Амалицкий допускал, что кости в конкрециях когда-то были, но со временем оказались вытеснены «конкреционным материалом»[483]. Ниже лежал слой с шарообразными пустыми конкрециями. На глубине 6–7 метров от кровли линзы в большом количестве залегали оттиснутые в песке отпечатки листьев глоссоптерисов. Под ними шли конкреции песчаника с такими же отпечатками. А ниже лежал горизонт с костеносными конкрециями, где находились и отдельные кости, и целые скелеты[484].

По окраинам линзы конкреции были одиночными, к центру становились всё более сплочёнными и соединялись в почти сплошную массу. В некоторых местах скелеты лежали в три яруса[485].

В нижней части линзы конкреции исчезали, здесь находился чистый песок, пропитанный влагой. Изредка в нём попадались обугленные кости ящеров. По мнению Амалицкого, нижняя часть линзы стала пустой благодаря воде, которая год за годом просачивалась по песку и уничтожила сначала конкреции, затем кости. Здесь происходил своеобразный процесс, «обратный окаменению» – то есть окаменение наоборот, разминерализация.

«Проточная вода размывает конкреции снаружи, сначала смывает внешний слой сцементированного песчаника, облегающего кость, а потом и самую кость. Благодаря этому в слое влажного песка и находятся освобождённые от конкреций кости разной степени окаменения. Совершенно такой же процесс наблюдается и с теми костями, которые попали в Двину», – писал Амалицкий[486].

Отдельные кости в песке были хрупкими: «Иногда вокруг этих костей ещё сохранялась песчаниковая оболочка, иногда же она состояла из рыхлого песчаника и песка. В таком сохранении находился один череп парейазавра… Внутри черепа находился песок, заполнявший черепную коробку. Пропитанный влагой, этот череп рассыпался на отдельные куски; после высыхания отдельные куски кости хотя и более окрепли, но не настолько, чтобы можно было бы свободно очистить их от покрывшего их сцементированного слоя песка»[487].

Кости из нижних горизонтов Амалицкий брал влажными, с окружающей породой. «При высыхании влажный песок рассыпался, а кость, обратно, становилась более крепкой и без всякого труда и часто совершенно цельной вынималась из песка», – отмечал он[488].

В августе 1902 года после окончания раскопок Амалицкий на несколько дней заехал в Пермский научно-промышленный музей и прочёл там лекцию. Музей был совсем молодым. Однажды его руководство разослало известным профессорам и учёным просьбу прочесть какое-нибудь сообщение, если им случится проезжать мимо. Первым на призыв откликнулся Амалицкий, который решил выехать с раскопок по новой железной дороге от Котласа до Перми.

Сохранилось несколько его писем директору Пермского музея Ивану Григорьевичу Остроумову. Амалицкий писал, что прочтёт бесплатную лекцию и интересовался, можно ли осмотреть рухляки недалеко от города, в Мотовилихе.

Многоуважаемый г. Остроумов.

Я действительно намереваюсь вернуться через Пермь, если мои работы кончатся около 15 августа. Не без удовольствия я сделаю сообщение в Вашем музее около половины августа, причём более точный срок назначу за неделю до приезда.

Теперь я пишу в Варшаву, чтоб прислали необходимые диапозитивы и рисунки для сообщения прямо в Ваш музей.

Заглавие моего сообщения: «Об открытых на сев. России гигантских ископаемых животных пермской эпохи».

Примите уверение в искреннем уважении и совершенной преданности,

В. Амалицкий[489].

В другом письме подпись ещё лучше: «Крепко жму руку, В. Амалицкий»[490].

Как только в музее получили известие, газеты опубликовали анонс этого «выдающегося по научному интересу сообщения».

«Провинциальная публика до сих пор об этих богатых научных раскопках ещё не слыхала, между тем они составили имя г. Амалицкому как выдающемуся учёному во всей Европе», – писали «Пермские губернские ведомости»[491].

К визиту Амалицкого готовились с размахом. В большой зал музея протянули электрическое освещение, главную лестницу покрасили.

Лекция прошла вечером, небольшой зал был полон. Пришло более сорока членов местных научных обществ, репортёры и свыше ста горожан. Амалицкий рассказал им историю развития планеты, поделился соображениями об эволюции, показал недавно сделанные под его руководством «реставрации» парейазавра и иностранцевии. По нынешним представлениям они нелепы. Лапы иностранцевии кончаются длинными «петушиными» когтями, на макушке торчат уши. У парейазавра сзади свисает плоский, как у бобра, хвост. Сам ящер усыпан крупной чешуёй.