Изнанка жизни - [5]

— Нет, нет!

Он обиделся.

— Это ты не любишь меня! Любящая женщина не соображает, не рассчитывает, а покоряется ласке.

— Я не люблю тебя? Да я бы жизнь отдала за то, чтобы верить в твою любовь. Разве я вчера говорила тебе что-нибудь?

— Вчера — нет, но сегодня я не понимаю тебя, не узнаю.

— Потому что сегодня я поняла, я узнала.

— Что ты узнала, ну, что, говори? — он снова взял её за руки.

— Ты любишь меня нехорошей любовью, любовью минуты, для тебя я не «та» женщина.

— Какая та?

— Та, идеал которой ты создал себе, та, которая будет твоею женой, матерью твоих детей. — Она схватила его за плечи и впилась глазами в его глаза.

— Ну, скажи, будь честен, будь мужчина, друг, товарищ, скажи, мелькнула ли у тебя мысль хотя так, на секунду, после всех сказанных мне вчера слов, сегодня прийти и предложить мне на всю жизнь твоё сердце и руку.

Он стоял холодный, лицо его точно подёрнулось дымкой.

— Вчера ты была ещё не свободна, сегодня, мне кажется, тоже ещё так рано, так странно говорить об этом.

— А отдаться тебе здесь, сейчас, среди вопросов о том, поеду ли я «туда», получу ли наследство. Это можно? Да?

— Я не знаю, в ваших словах всё, что хотите: предусмотрительность, расчёт… но не любовь.

— Не любовь! — в её крике было столько искренности, что он вздрогнул; слёзы её высохли, и прелестные карие глаза влажно блестели, румянец вернулся, губы заалели, голос её вздрагивал и принял страстный бархатистый звук.

— Не любовь! Да разве ты не видел, что я счастлива была бы отдаться тебе вчера без всяких условий, без мысли о том, что скажут, что будет, но у меня было отчаяние в душе, смерть. Вчера у меня не было будущего, ты разлюбил бы меня и я, может, покончила бы с собой, сегодня — жизнь открыла мне свои ворота и я хочу жить, хочу любить тебя свободно, открыто и на всю жизнь, хочу быть твоей женой, иметь детей от тебя, растить и воспитать их с тобой!

Его охватил страх перед этой здоровой, сильной, красивой женщиной, смотревшей так на любовь. Да, он всегда был убеждён, что он женится — это входило в программу его жизни; но воспитанный, выросший в традициях строго-бюрократической семьи, он привык всегда смотреть на любовь как на наслаждение, а на брак как на прочное благоустройство своего гражданского положения. Живя и расходуя свои силы и средства, как хотел, он, со свирепым мужским эгоизмом, не согласился бы ни на йоту поступиться в тех привилегиях, которые предоставлены мужчине строем общественной жизни. Девушка, самая чистая, не чувствует отвращения к мужчине уже пожившему, насладившемуся жизнью, тогда как на миллионы так называемых цивилизованных мужчин едва ли найдётся сотня, которые не потребовали бы от невесты девственности как своего неотъемлемого права. Начать жизнь со вдовой, строить супружеский алтарь на развалинах чужого очага — нет, это значит отказаться от той порции программного счастья, которое предоставляется каждому благовоспитанному мужчине; на вдове можно жениться только по здравому рассудку, или опираясь на приносимые ею связи или громадное приданое, а тут не было ни того, ни другого, — зачем коверкать жизнь.

— Зачем вы начали так говорить? Зачем заставили меня думать, рассуждать? — начал Алексей Александрович. — Теперь я не знаю, что сказать вам, но если бы вы просто отдались любви, разве я знаю, чем кончились бы наши отношения, в какую форму вылились бы они…

— А я знаю, мы разошлись бы после, тогда, когда у меня не хватило бы и сил потерять вас. Нет, я этого не понимаю.

— Чего?

— Не понимаю, как может мужчина женщине сказать: «люблю тебя», год искать её близости, страдать, и когда она согласна отдать ему себя, но честно, открыто перед всеми, — он молчит, боится… Я хороша для того, чтобы быть вашей любовницей, но не обладаю достойными качествами жены, — значит, любовь и брак две разные вещи!

Тоска обиды сжала её грудь, слёзы горькие, невыплаканные, стояли в горле.

— Мужчина никогда не может быть верен, ему всегда нужны две женщины: «та», которая носит его имя и даёт ему детей, и другая, которая представляет собою оселок его способности ещё внушать любовь и побуждать женщину. Я не хочу сомнения, ревности и страха, не хочу, чтобы около меня ты думал о той законной девственнице, которую по праву получишь из рук родителей, для которой, какова бы она ни была, бросишь меня, а потом, устроившись в своём гнезде, будешь для таких же, как я, бросать «её» и обманывать. О, нет, нет, если женщина должна быть верна одному мужчине, то и мужчина должен быть верен одной женщине. Моя жизнь изломана не мною, я жертва вашего же мужского права на девственницу; теперь я вдова, и если мне не суждено найти человека, который открыто и законно взял бы меня снова в свои жёны, я не хочу быть наложницей, любовницей, которую прячут и скрывают, с которою коротают время до женитьбы — не хочу!.. Прощайте!.. ступайте прочь!..

Она закрыла руками лицо и зарыдала. А он ушёл.

1896