Изнанка миров - [2]

Сунильд печально улыбнулась.

— Неужели ты думаешь, что он отдаст тебе билеты просто так? — Она сделала шаг вперед и провела рукой по моей щеке. Ладошка у нее была теплая и ласковая. — Это наш с тобой шанс, любимый. Нам нельзя его упустить. — Зеленые глаза Сунильд смотрели на меня с надеждой.

Я молча засунул парабеллум в карман.

— На вокзале, — сказала она. — Я буду ждать тебя там.

У входа в таверну мерз мастодонт, запряженный в волокушу с дровами. Мастодонт был старый, его бурые с проседью космы свалялись в сосульки, а подпиленные бивни были темно-желтого цвета. Дыхание его вырывалось из груди с астматическим сипом и мутным облаком окутывало фонарь над входом в таверну. На вывеске под фонарем был грубо намалеван волк, грызущий головку сыра.

В самой таверне было темно, жарко и шумно. На стенах чадили факелы, а в камине размером с дверной проем весело полыхало, потрескивая, целое бревно. Над огнем медленно вращался вертел с насаженной на него кабаньей тушей. Туша истекала жиром и вонью горелого мяса.

Здешние завсегдатаи славились тем, что каждый вечер с какой-то странной угрюмой целеустремленностью напивались до состояния берсерков, после чего начинали крушить друг другу челюсти. В тот момент, когда я спустился в зал по каменной лестнице, там как раз назревало две-три хороших драки. Обойдя задир дальней дорогой, я пересек задымленное помещение и попал в полутемный коридор, куда выходили двери отдельных кабинетов.

Тут на меня налетел рыжебородый дверг, ростом мне по пояс, зато в полтора раза шире меня в плечах. Я благоразумно уступил карлику дорогу. Бородатый недомерок проворчал что-то надменное и потопал в сторону сортира. На квадратных плечах дверга лежала массивная золотая цепь, обозначавшая принадлежность хозяина к высшим иерархам Чертога. Я недоуменно хмыкнул (такая шишка — и в такой дыре?) и толкнул первую попавшуюся дверь.

Мне повезло: за столом, уставленным тарелками с обглоданными костями, пустыми бутылками из-под водки и кружками с недопитым пивом, восседал пьяный Торквилл ван дер Браан с кожаной нашлепкой на левом глазу.

— А, сыщик, — сказал он, сально ухмыльнувшись. — Ну, как там моя женушка? Еще не наставила мне рога?

Я притворил за собой дверь и огляделся. Торквилл был один в кабинете, но на столе было две кружки и две тарелки. Значит… значит, его собутыльником был рыжий дверг из Чертога, который пошел отлить и мог в любую секунду вернуться.

— Погоди, — нахмурил единственный глаз Торквилл. — Ты что тут делаешь? Это она тебя подослала?

Я вытащил парабеллум и направил его на Торквилла.

— Билеты, — сказал я. — Отдай их мне.

Торквилл вдруг захохотал, оскалив желтые зубы.

— Идиот, — сказал он. — Купился? «Уедем вместе, любимый», а, сыщик?

— Просто отдай их. — Я щелкнул предохранителем.

И тут он как-то очень трезво и зло сказал:

— А у меня только один билет. Всегда был только один билет. И я его тебе не отдам. Ни тебе, ни ей. Понял, сыщик?

Я кивнул и выстрелил прямо в кожаную нашлепку, прикрывавшую пустую глазницу.

Вокзал Настронд был самым большим сооружением в Нифльхейме — если, конечно, не считать Чертога. Сюда прибывали поезда со всех концов мира: составы с заключенными из Свартальвхейма, эшелоны с продовольствием из Мидгарда, бронепоезда из Нидавеллира, товарняки из Химинбъёрга, роскошные пульмановские вагоны из Вингольва и забитые беженцами теплушки из Ванахейма… Отсюда же раз в неделю отправлялся похоронный поезд в Хель.

А еще — хотя мало кто из обитателей Нифльхейма об этом знал, и еще меньше было тех, кто мог этим воспользоваться — через вокзал Настронд проходил экспресс «Уроборос», на котором (при наличии билета, разумеется) можно было покинуть не только столицу, но и весь этот стылый мир.

Людей на перроне практически не было — оно и понятно, ведь обычно «Уроборос» следует через Нифльхейм без остановки. Однако сегодня ему придется остановиться и подобрать пассажира. Или даже двух…

Вторым пассажиром мог быть двухметровый белокурый амбал с чугунной челюстью, восседающий на двух чемоданах — на вид типичный викинг из местных, огромный, угрюмый и лохматый в своей песцовой шубе; только из-под шубы виднелся кафтан с багряным крестом монсальватского рыцаря на груди. Судя по тому, как густо были припорошены снегом шуба, волосы и даже брови рыцаря, он сидел на перроне уже давно. Оставалось только гадать, каким ветром его занесло в такую дыру, как Нифльхейм; хотя странствующих рыцарей Монсальвата можно встретить и в куда более диких местах… Люди они фанатичные и опасные, и держаться от них надо подальше. Я не горел желанием завязывать дорожное знакомство, пускай мы оба и оказались в Настронде по одной и той же причине…

Как и Сунильд.

Она стояла у скамейки: цигейковый воротник поднят, матерчатый саквояж у ноги, кулачки спрятаны в меховой муфте, щечки румяные от мороза…

— Ты принес? — спросила она.

Ответить мне помешал протяжный паровозный гудок. Вдалеке показался столб белого дыма, под которым угадывался силуэт локомотива.

— Да, — сказал я, смотря мимо Сунильд на приближающийся экспресс.

— Отдай его мне, — властно сказала она.

«Его». Она знала.