Изначальное желание - [6]

— Эй, ты там еще? — загудел глава стражи? Слышались сухие щелчки кремня о кресало. А следом возродился скупой багровый свет. Запахло горелым маслом. И желанием разогнать этот кромешный мрак. Я стоял, скрестив руки, и принюхивался. Неужели забеспокоился? Интересно: обо мне, или о моем золоте?

— Здесь, — хрипло отозвался я.

Он снова осторожно возник в мерцающем проеме. Поднял факел, поискал меня глазами.

— Ты бы шел уже. А то, сам видишь — неспокойно у нас.

— И ты гонишь меня в ночь? — не мог поверить я. — Туда, где лютует упырь? Ты — призванный оберегать покой и жизни всех людей?

— Нет, но… приказ короля… — замялся он. Огонек робко дернулся, выдавая его легкую дрожь.

— Ну ладно, — печально вздохнул я. — Я пойду. Но на вашем месте я бы задумался. И начал соображать. Раз я прошу право прохода, значит, боюсь идти в лес. А если так, то готов пожертвовать в королевскую казну все, дабы только не умереть. Ну а раз короля нет поблизости, то разумнее всего передать ценности в руки самых ближних его представителей.

— Вот это по-нашему! — оживилось сразу несколько голосов. — А то все вокруг, да около. Сколько у тебя золотых?

Да, молодцы, сразу решили брать быка за рога! Хоть и не бык я, а рогов и в помине нет. Но все равно молодцы! Бесхитростные недальновидные молодцы. Я спросил:

— А сколько вам надо?

На миг они снова затихли. И зашушукались. Башня таинственно позвякивала и скрежетала. Она погрузилась в свои сокровенные мысли, неподвластные чужому разумению. Багровый огонек тревожно дрожал в ее недрах.

— С каравана двадцать берем, — шептал один, алчно поблескивая глазами. На его щеке дергался белесый рубец, теряясь в жесткой щетине. — А с телеги три. Но это ежели груженая. А с этого? Да чего с него взять-то?

— Но он же скулит — в город просится, — напомнил другой, с вытянутым лицом и пронзительными темными глазами. — Все, что есть отдаст. Десятку проси.

— Да много уж! — заупрямился глава. По сравнению с другими его взгляд таил рассудительность многолетний опыт. — Хоть пять бы сорвать.

— Куда денется — десятку отдаст… ну девять, — поддался узколицый. — Ты ему про упыря-то еще наговори. Все выложит.

Чья-то голова снова мелькнула у проема, метнула в мою сторону испытующий взгляд, и тут же исчезла. Шептание продолжалось.

— Все-то все, да вот только — сколько у него?

— Так он же говорил о чем-то другом. То, что ценнее золота.

— А что может быть ценнее золота?

— Много золота, обоз золота…

— Да нет, это тоже золото. Тем более, ему одному не унести столько. Может камни драгоценные?

— Может.

— Да кто ж камни отдаст?!

— Так он и отдаст. Он ведь сам предлагает.

— Ничего он не предлагает, он голову морочит!

— Были б камни, так вряд ли бы он по лесам шатался.

— Да, сидел бы дома и добро пересчитывал.

— Это ты бы сидел да пересчитывал. А этого, видишь, тянет шататься.

— Ты на него глянь! Какое ему добро!

— Так он же скиталец. Откуда у него дом?

— Тогда и золото откуда?

— По-моему только дурак станет путешествовать без золота.

— И в одиночку.

— Значит — дурак.

— Выходит, у него и золота нет?

— Ладно, давайте уже спросим.

Они снова загремели и застучали, задевая друг друга. Глава стражи в очередной раз высунулся из бойницы. Мне даже стало как-то неловко за то, что приходится гонять такого уважаемого человека туда-сюда. Но в том и заключалась его работа.

— Эй, почтенный странник. Мы посовещались, и я решил смилостивиться над тобой. Ночь холодная, а в округе рыщет упырь. Так вот. Если тебе дорога жизнь, то король готов пойти на уступку и смягчить приказ относительно тебя. Ему дорог каждый человек, ибо король наш — Вальгред Третий, мудр и свят. Поэтому он приказал пополнять казну в размере десяти золотых, если кто до ночи не управился и не успел ступить под защиту нашей надежной крепости. Разумеется, сбор подати он вверил нам — своим верным и преданным слугам. Ведь честнее нас — воинов, нет никого. Если нет золота, то он готов принять любую иную ценность сопоставимую по значимости с названной цифрой.

Я внимательно выслушал его, покивал, и огласил ночь новым вопросом:

— А если моя ценность намного дороже?

— О, он готов принять больше, выражая тем самым сердечную благодарность, — не раздумывая, нашелся привратник. — Ведь чем больше казна, тем сильнее и крепче будут наши стены. Тем отважнее и подготовленнее стражи. А людям будет мир и покой под нашем бдительным присмотром…

— А если у меня нечто бесценное? — мягко упорствовал я.

— О, мы примем все, лишь бы только ты не погиб от беспощадных клыков. Представь, какого станет нам, когда мы узнаем о твоей гибели. Как мы станем винить себя, что не уберегли такую светлую душу. Такого почитаемого и всеми нами любимого философа. Такого глубокого мыслителя…

— Ну и чего у тебя бесценного? — из соседней бойницы вырвался сиплый каркающий голос, перебив речь старшего. Тот хотел было прикрикнуть, но в последний момент до него дошел смысл вопроса, и он передумал. Ему тоже надоело ходить кругами. Нетерпение стражей достигло наивысшей точки.

— Друзья мои, — торжественно объявил я, словно герольд перед выходом своего хозяина-рыцаря на ристалищное поле. — Я могу дать вам самое бесценное и дорогое, что есть на свете. Без этого любой подобен нищему. А с этим он богач на века. Вопрос лишь в том, как им распорядиться…