Изначальное желание - [24]

Я мягко откинулся на подстилку из листьев и воззрился в светлеющее небо.

— Да, ты здесь ни при чем. Все правильно, не переживай. Любой бы давно оскорбился или пришел в бешенство. Причем тут же начал бы оправдываться, обосновывая, что все это не про него. Маньяк никогда не считает себя таковым, но называет «божьей карой». Насильник никогда не признается в содеянном, а если и признается, то скажет, что двигала им любовь. Обирающий других никогда не назовет себя вором, только бы обирать дальше. А воры изначально считают чужое добро своим, а свои действия — наказанием невнимательных раззяв. Я же соглашаюсь. Но лишь потому, что я не человек. Потому я и сильнее любого. Я питаюсь не только хвалой, но и хулой, а вместе с медом пью и горечь. И улавливаю силу как в хорошем, так и в плохом. Хвали меня или оскорбляй — я становлюсь сильнее, при этом не обольщаюсь и не обижаюсь. Я таков. На самом деле это ужасно и непонятно, но если смотреть с вашей точки зрения — человеческой. Я же привык давно, и мне моя жизнь по душе. Я упиваюсь чужими радостями, равно как и страданиями. И сам несу и то, и другое. Каждому по достоинству.

— Тяжело общаться с тобой, — она бережно расправила мои сохнущие локоны. — Ты говоришь о непонятных вещах. Краем сознания я улавливаю суть, но лишь поверхностно.

— И правильно, — погладил я ее по руке. — Не пытайся мыслить глубоко — это путь к страданиям. Тем самым ты постигаешь весь жизненный уклад. Быть в неведении — значит быть счастливым, хоть и счастье то иллюзорно и мимолетно. Живешь себе в вымышленной стране грез и мечтаний, и радуешься. В то время как суровая реальность сжимает тебя отовсюду. И законы миропорядка жестоки и несправедливы. Но это лишь на первый взгляд. Когда же осознаешь их целиком, то обретешь снова счастье, но уже неземное. Потому как с легкостью сможешь воплотить все свои грезы и мечтания в жизнь, и они станут реальны. Поэтому, милая Тайла, не переставай мечтать. Мечтай и радуйся, представляй себе счастливую и прекрасную жизнь, полную всего, чего только можно пожелать. Но, сколько странствую по земле, редко когда встречал достойные и великие желания людей. Все остальные однотипны и просты. И зачастую сводятся к скудной необходимости, пусть и раздутой масштабами жадности. С одной стороны это хорошо. Люди не желают многого, а значит, счастливы, так как достичь немногого проще, чем многого. Другие, кто повыше, желают управлять теми, кто желает немногого. Но, как правило, они управляют лишь ради того, чтобы возвыситься, а их глубинные желания столь же просты, как и тех простых людей, которыми они управляют. Они все приземлены, и не могут в мыслях своих воспарить над миром и ощутить всю прелесть его. Ощутить великий и чарующий замысел Творца. Они крутятся, как те белки в колесе, и не могут вырваться за его пределы. Многие считают, что надо двигаться быстрее, то есть больше работать, дабы унять свои растущие желания. Однако такие лишь ускоряют ход, и понапрасну тратят силы, ведь они лишаются времени. А большинству и вовсе не надо покидать то колесо — плетутся и плетутся себе, прокручивая его вяло и медленно. И лишь единицы поняли, что надо остановится, собраться с мыслями, и поискать выход.

— Или довериться Творцу, — обняла она меня. — Сегодня ты мой Творец, так как ты вырвал меня из того колеса. Не знаю, правда, хорошо это, или плохо, но я чувствую себя поистине свободной.

Я пропустил ее замечание мимо ушей, и продолжал:

— Несвободен раб, так как его силой лишили свободы, и заставили работать на хозяина. Несвободен крестьянин — его обирают солдаты феодала. Несвободны солдаты — они слепо обязаны подчиняться военноначальникам. Несвободны военноначальники — они исполняют волю феодала. Несвободен феодал, который всю жизнь служит королю. И тем более, несвободен король, так как не может оставить свой трон, и до смерти прикован к нему. И смерть его, как правило, настигает чаще, чем того же крестьянина, так как к власти лезут все, воюя друг с другом. Но лишь для того, чтобы после обирать кого-то. Да, представляю, если бы было наоборот. Если бы все дрались за право быть крестьянами. За право давать больше, чем получать… но такого никогда не будет. Словом, суть в том, что все несвободны. Нет таких людей, кто жил бы, как хотел, и делал то, что хотел. И при этом хотел бы достойного. Вернее, есть такие, но их мало. Очень мало.

— А ты? — дрогнули ее мягкие губы. — Ты ведь такой. Ты живешь, как хочешь, и делаешь, что хочешь. Но вот цели твои…

— Но я и не человек.

Она принялась нежно массировать мое тело, перечисляя:

— Но у тебя две ноги, две руки, одна голова, один… да еще какой… рот. У тебя человеческое тело, пусть и несколько странное. Поначалу я бы сказала неприятное, но сейчас… сейчас я понимаю, что это всего лишь завеса, за которой таится мощный разум. Не удивлюсь, если тебе доступно менять ее.

И она вопросительно уставилась на меня.

— Может быть, — туманно развеял я ее подозрение.

— А мне нравится, — кратко подытожила она. — Нравится и все!

— Все нравится?

— Да!

— Ну и хорошо.

Она снова погладила мою грудь.