Изменники Родины - [83]
— А ты и бойню не бросай, и у нас будешь работать… Как большой спец… по совместительству.
— Коли так, идет! — прохрипел Свинодер и добавил неведомо к кому обращенного матюга.
— Вот и добро! — шеф-полицай тоже со смаком вставил несколько добавочных слов. — И Иваныча я тоже к себе возьму…
Но Матвей Иваныч Буянов, сидевший за столом хмурый, сердитый и почти трезвый, наотрез отказался от предлагаемой чести.
— Не пойду я больше в полицаи!.. Хватит того, что меня люди кляли, когда я с Баранковым ходил да грабил… Я печки буду делать…
— Печки будешь делать? — приподнимаясь, переспросил Лисенков свистящим шепотом, и его глаза стали узенькими как щелки. — Не хочешь в полицаи?… Гребуешь?… Поглядите, какой чистоплюй выискался!.. А коли мы из тебя с твоими печками блин сделаем?…
Его рука уже схватилась за револьвер, который он сегодня утром получил в комендатуре и еще ни разу не успел пустить в ход. Назревала крупная ссора.
Но хозяйка дома вовремя заметила это.
— Данилыч! Давай песню споем!.. Витечка! Будет тебе эту Лильку немецкую пиликать!.. Давай нашу песню, такую, чтоб все знали!..
Виктор переключил свою музыку на «Коробушку».
— Споем!.. Витя, начинай!.. Данилыч, друг любезный, давай споем!.. «Эх, полным-полна….»
Сильным, немного резковатым голосом она запела, и Данилыч, польщенный, что его персонально пригласили петь, подтянул козлетоном. Песня разрядила грозу.
— Что же вы не пьете? Выпейте!.. Закусочки возьмите!.. — угощала любезная хозяйка.
Лисенков поднял зеленую эмалированную кружку со спиртом.
— За здоровье, значит, нашего коменданта, товарищи… Ох, виноват, вот проклятое слово!.. Само на язык лезет… Господа!.. Господа полицейские!.. И за всех немцев, как они наши освободители!..
— И за Гитлера! — подсказал ухмыляясь Виктор.
— И за Гитлера!.. Хайль Гитлер!..
— А Сталину вечная память!..
Доблестные воины новой липнинской полиции пили кружками спирт и самогонку, тянули, кто в лес, кто по дрова хриплыми пьяными голосами мешанину из десятка песен зараз и не заметили, как Матвей Иванович Буйнов под весь этот шум и гвалт незаметно выскользнул из дома и, осторожно оглядываясь, чтоб не нарваться на немецкий патруль, отправился домой к милым его сердцу железным печкам.
— Знаете, что вчера вечером на кладбище четырех человек повесили? — рассказывала, придя утром на работу, Клавдия Ивановна Сомова.
— А кто такие, не слыхали?
— Какие-то деревенские… Написано, что партизаны… одна — женщина… ее узнали, говорят, она была где-то председателем сельсовета… А про других не знаю… А вешали их наши полицаи — Лисенков, Свинодер и еще кто-то…
— А в Чертовом Рву расстреляли на той неделе человек двадцать — так под снегом и лежат, — сказал Ваня Корбанков.
Маруся тоже хотела что-то сказать, но этот разговор был прерван приходом мастера-валенщика, притавщившего пару огромных серых валенок, ступни которых были не менее полуметра длиной.
— Здравствуйте! Переводчика у вас тут нет? Альхредыча? — спросил он.
— Переводчик сегодня не приходил…
— А что это вы такое принесли? — полюбопытствовала Маруся. — Валенки на слона?
— И то правда ваша, что на слона. — отозвался валенщик. — Такие мне немцы заказали и образчик дали. Вот он, за дверями…
И он принес из сеней вторую пару обуви такого же размера, сдлеанную из ржаной соломы.
Все окружили валенщика, с интересом разглядывая великанскую обувь и строя догадки, кому и для чего такая может понадобиться.
Все сомнения разрешились с приходом Владимира Альфредовича.
— Это не для слонов, а для часовых, — объяснил он. — Это новейшее изобретение, специально для России, называется «Штрошуе»… Туда полагается влезать вместе с сапогами, и считается, что тогда не будут мерзнуть ноги… Патрули уже ими пользуются.
Он повел с собой в комендатуру мастера вместе с его чудовищными валенками; в дверях он на минутку остановился.
— Кстати, Николай Сергеевич! Пусть он вашим служащим тоже сделает валенки — дайте ему список.
И он скрылся за дверью.
— Вот молодец, Владимир Альфредович, спасибо ему! — сказала Клавдия Ивановна. — А то наш Сергеич все стесняется… Другие не это берут…
Списки на валенки были составлены, а про повешенных на кладбище и растрелянных в Чертовом Рву разговор не возобновлялся.
А по дороге домой в этот самый день Лена услышала за собой быстрые шаги догонявшей ее Маруси.
— Поповна! Стой! Подожди меня!
Лена остановилась и подождала подругу.
— Моей маме вчера бабы рассказывали, что теперь расстреливают уже не в Чертовом Рву — там такой снег, что не пролезешь — а знаешь где? В саду!..
Лена слегка наморщила брови.
— В саду? А ведь верно!.. В той стороне по ночам слышны выстрелы…
— Ты слышала выстрелы? Значит, бабы не врут… Слушай, пойдем, посмотрим!
— Идем!.. Только пропустят ли нас?
— Кто? Немцы? Ничего, мы им зубы заговорим!
— Ну, нет! — усмехнулась Лена. — Жандармерии зубы заговорить трудновато!.. Это не отдыхающие окопники… Да и вообще, теперь уже не то время: «паненка, ди дойч шприхт» теперь для немцев не диковинка — все паненки научились «дойч шпрехен»…
Они свернули по направлению к городскому саду, тому самому, где перед войной играла музыка и танцевала молодежь.
Олег Кашин (1980) российский журналист и политический активист. Автор книг «Всюду жизнь», «Развал», «Власть: монополия на насилие» и «Реакция Путина», а также фантастической повести «Роисся вперде». В книге «Горби-дрим» пытается реконструировать логику действий Михаила Горбачева с самого начала политической карьеры до передачи власти Борису Ельцину.Конечно, я совершенно не настаиваю на том, что именно моя версия, которую я рассказываю в книге, правдива и достоверна. Но на чем я настаиваю всерьез: то, что мы сейчас знаем о Горбачеве – вот это в любом случае неправда.
Загадочный рассказчик, чья судьба неразрывно связана с жизнью главных героев, начинает свою страшную и одновременно трогательную историю. Историю, начало которой было положено в 1939 году. Зиглинда живет в Берлине в обычной семье. Мама — домохозяйка, а папа работает цензором: вымарывает из книг запрещенные слова. Его любимое занятие — вырезать фигурки из черной бумаги и ждать конца войны. Но война продолжается, и семья девочки гибнет, а она оказывается в опустевшем здании театра — единственном месте, где можно чувствовать себя в безопасности.
Случайная встреча семилетнего Адама и Барона – пожилого одинокого физика с оригинальными взглядами на бытие – круто меняет судьбу мальчика, до того обещавшую быть непримечательной. Впрочем, меняет она и жизнь мужчины, который относится к своему подопечному словно к родному сыну. Исповедуя гедонизм, Барон игнорирует течение времени и избегает привязанностей. Этому он учит и Адама. Однако теория пребывания в золотом коконе начинает трещать по швам, когда Адам познает любовь и связывает себя узами с девушкой, обреченной на скорую смерть…
Пять месяцев назад Ник, бойфренд Валери Лефтман, открыл стрельбу в школьной столовой, убив многих учеников и учителей и застрелив себя. Пытаясь его остановить, Валери получила ранение в ногу и случайно спасла жизнь своей одноклассницы. Однако ее обвинили в случившемся из-за списка, который она помогла составить, – Списка ненависти, включающего более сотни людей и явлений, которые ненавидели Валери и Ник. Все лето девушка провела в больнице, где с ней обращались как с возможной подозреваемой. Оказавшись наконец дома, Вал готовится вернуться в школу и продолжить обучение в выпускном классе.
Семья Липы — семья предпринимателей. Она, ее родители и младший брат Берти зарабатывают себе на жизнь сбором металлолома. Их бизнес труден, непостоянен, а порой и просто опасен, хотя семья живет в мире возвышенных метафор, созданных главой семьи. Их труд — благороден, платят за него — «звонкой монетой», а найденные предметы свозятся прямиком в… «Рай».В романе одного из самых ярких голосов немецкоязычной литературы соединились фантазия и суровая семейная история, гротеск и трагедия целого поколения, оторванного от корней.
Родители маленького Димы интересуются политикой и ведут интенсивную общественную жизнь. У каждого из них активная гражданская позиция. Но вот беда: мама и папа принадлежат к прямо противоположным лагерям на политическом поле. Очень скоро Дима замечает, что трагически расколота не только его семья… Книга содержит нецензурную брань.