Изменники Родины - [85]

— Галя?!.. Разве ты здесь?.. Я думала, ты давно уехала…

Галя Сукновалова была в детдоме вместе с Леной и училась с ней в одном классе.

Незадолго до войны Галя приехала в Липню вместе со своим мужем, молодым врачом, который был сюда направлен на работу после окончания института.

Мужа Гали Лена тоже знала: он тоже был воспитанником детдома, но на несколько классов старше. Был он лучшим учеником, активным общественником и любимцем всего детдома.

Звали этого общего любица Абраша Вуликес. Был он еврей, а из-за его чудной фамилии школьные товарищи придумали, что он не русский еврей, а испанский; но это, конечно, была шутка.

С самого памятного июля сорок первого года Лена нигде не встречала в Липне ни Абрама Ефимовича, ни Галину Алексеевну и предполагала, что они давно где-нибудь или далеко в тылу у русских, или в Красной Армии, и вдруг сегодня Галя, в прошлом щеголиха и модница, появилась в Липне в деревенских лохмотьях.

— Леночка, помоги!.. Абраша в тюрьме у немцев!..

— Абраша в тюрьме? Но как вы вообще оказались в Липне? Он же был призван в Красную армию?..

— Он работал на призывном пункте в Маркове до последнего дня… И я там была… Потом его взяли в госпиталь, потом он задержался из-за раненых… потом мы поехали вместе и все перепуталось… Он хотел явиться в часть или еще куда-то… я не знаю… но мы попали под страшную бомбежку, а потом оказалось, что всюду кругом немцы… и мы остались… у меня его котюм был гражданский…  — сбивчиво рассказывала Галина.

— Где же вы были все это время? — спросила Лена.

— В Новом Завьялове. Ведь в городе у нас все сгорело, а там мы нашли квартиру… и вообще в деревне легче… К Абраше столько народу ходило лечиться… Приносили картошки, молока, даже хлеба… И нас никто не трогал… Лисенков, правда, грозился несколько раз, но мы думали — все обойдется… Он ведь тоже приходил к Абраше лечиться, когда руку обварил… А вчера он приехал с немцами…

Галя расплакалась.

— Да не плачь!.. Расскажи толком, как дело было?… И идем к нам — нечего на улице стоять!..

— Нас аретовали!.. — на ходу сквозь слезы говорила Галина. — Лисенков показал на нас: это юда, партизан… Абрашу так били!.. За что?.. Он никому дурного не сделал!.. Леночка, ты же его знаешь! Один раз приезжали партизаны и его позвали перевязать раненых… Это правда, это действительно было… Но он — врач! Он обязан был оказать помощь раненым!.. Они кричали, что он жид… Но разве он виноват, что он еврей?… Леночка, милая!.. Твой муж — бургомистр… Если бы он похлопотал… А то меня отпустили, а Абрашу…

— Кто тебя отпустил?

— Переводчик в золотых очках отпустил меня и посоветовал уходить подальше… А как я могу сама уйти, а Абрашу оставить на гибель?!..

Лена завела плачущую Галину к себе домой.

— Сиди тут и жди меня! Я сама пойду говорить с переводчиком в золотых очках.

Как не раз случалось, Владимир Альфредович сидел в пустой конторе и о чем-то оживленно беседовал с Венецким. Никого больше не было, рабочий день кончился, и все ушли домой.

При появлении Лены переводчик вскочил.

— Елена Михайловна! Извините! Я задержал вашего супруга… До завтра, Николай Сергеевич!

— Нет, Владимир Альфредович, подождите! Мне нужны именно вы! — подчеркнуто деловым тоном проговорила Лена.

— К вашим услугам! — эмигрант слегка поклонился.

— Арестовали доктора Вуликеса; он очень хороший человек… Постарайтесь, чтобы его освободили!

— Дорогая Елена Михайловна! Вы требуете невозможного! Во-первых, он — жид, во-вторых, он сам признался, что лечил партизан…

— Он — хороший человек! — повторила Лена. — Оказать помощь раненым он был обязан: он врач…  — и, помолчав, добавила, — Его жена — моя подруга…

— Ах, к вам обратилась эта дама унылого вида!.. Передайте ей, если она ваша подруга: пусть она Бога благодарит, что ее саму отпустили с миром!.. Мне удалось доказать, что она русская, а не жидовка… Пусть она куда-нибудь убирается подальше, и никому ни слова о том, что она — жена еврея!.. Удивляюсь, как русская женщина могла связаться с жидом?!.

— А как же Абрам Ефимович? — упорно повторила Лена.

— Ах, да! «Он — хороший человек!».. Но поймите — он может быть идеальнейшим человеком, верхом совершенства и добродетели, — но если он жид…

— А вы знаете, с чего началась в Липне карьера Абраши Вуликеса? Он попал в милицию за антисемитизм!..

— Жид попал в милицию за антисемитизм? Это интересно — расскажите, пожалуйста…

Глаза фон Штока зажглись любопытством. Он сел и приготовился слушать.

— А дело было так. — начала рассказ Лена. — Через несколько дней после приезда в Липню он пошел на базар. Видит: продает русский парень хороший костюм и просит много дешевле, чем он стоит, а два жида с ним торгуются, дают половину цены и между собой по-еврейски договариваются, как бы его облапошить… Абраша слушал, слушал, да и бухнул на весь базар:» Жулики вы, жиды пархатые!». Жиды подняли гвалт:» Антисемитизм! В милицию!»… Пошел с ними Абраша в милицию, там составляют протокол, спрашивают: «Ваша фамилия?» — «Вуликес.» (тут Лена заговорила с преувеличенным еврейским акцентом); «Ваша имя-отчество?» — «Абрам Хаимович». По документам он Ефимович, он нарочно сказал — Хаимович… Милиционер глаза вытаращил: «Так вы еврей?» — «Да, я еврей! А это — жиды, потому что они жулики и прохвосты!»… Абрашу отпустили с миром, а жиды остались с носом!..