Изменники Родины - [111]

Он немного помолчал, потом продолжал:

— Вот как пришлось мне на Украине побывать, там видел я колхохы трошки потолковее наших, а у нас только тому и житье было, кто хорошо красть умел, да за чужую спину ховаться!..

— По существу, сама идея колхоза неплохая…  — начал было Венецкий, но Гнутов не дал ему договорить.

— Эх, Сергеич, «идея», «идея»!.. Ты скажи, много ли у нас партийных-то было с идеей? — Николаевна, да Шмелев, да твой батька покойник — раз, два да и обчелся!.. А то все только норовят, как бы в начальники пролезть, портфель таскать потолще да грошей получать побольше!.. Вот тебе и вся ихняя идея!.. Шкуродеры!

Тут в разговор вступила Лена.

— А, по-моему, в любой партии чисто-идейный состав без примеси шкурничества бывает только тогда, когда эта партия преследуется. До революции коммунистическая партия действительно состояла из идейных людей, хотя между ними было множество разногласий, но в идейности им никак нельзя было отказать!.. Но стоило партии придти к власти — в нее хлынули все те люди, которые везде и всегда принадлежат к правящей партии, какой бы она ни была: в Совесткой России — они коммунисты, в Германии — национал-социалисты, в Англии — лейбористы или консерваторы, в Америке — демократы или республиканцы… И так в любой стране они стремятся проникнуть в ту партию, которая стоит у власти, потому что это выгодно, а вовсе не потому, что они считают эту партию правой!..

— Верно, Леночка! — сказал Николай. — И еще можно добавить: кто шел партизанить в сорок первом году — это идейные люди, и они заслуживают уважения, а кто теперь бежит в Вороний Мох искать партизан, это…  — он махнул рукой — … это крысы с тонущего корабля…

— А как ты думаешь, Сергеич, потонет наш корабль? — серьезно спросил Гнутов.

— Во всяком случае, пробоину он получил основательную!

— И когда же, по-твоему, до нашей Липни очередь дойдет?

Венецкий молча пожал плечами.

— Советскую-то власть встречать ты, выходит, не останешься?

— Мало охоты в трибунал попадать!

— Тогда давай, Сергеич, договоримся: коли придется нам с тобой, изменникам-то родины, отсюдова пятки показывать, — вместе поедем? Я тоже не останусь!..

— Хорошо, Прохор Ермолаич!..

Глава 23 Между двух огней

Вторая военная зима отвеяла метелями, оттрещала морозами; стало пригревать солнце, наступила оттепель, снег таял, по улицам стояли большие лужи.

После довольно долгого спокойного периода темной мартовской ночью снова послышался над Липней гул самолетов.

— Маруся, Маруся! — тормошила свою крепко спавшую дочь Анна Григорьевна. — Русские летят!.. Вставай, пойдем в окоп!..

— Да ну его, окоп! — сквозь сон пробормотала Маруся. — Там воды полно, в окопе… Столько раз уже бомбили — мы целы оставались, и теперь ничего нашей хате не сделается!..

Она все-таки встала, надела платье, поискала боты, но вспомнив, что они сушатся на печке, за ними не полезла, а сунула ноги в туфли; затем накинула на плечи платок и вышла на крыльцо — посмотреть бомбежку.

Два военных года выработали у нее бессознательную и бессмысленную уверенность, что их и ихнего дома бомбежки почему-то не касаются.

Но на этот рах очередь дошла и до них.

Маруся стояла на крыльце и смотрела, как стреляют по самолетам зенитки, которые размещались на горке, совсем близко от их дома; в темноте вспышки выстрелов и полет пуль были ярко видны…

Ей стало холодно в одном платье и туфлях на босу ногу, и она уже взялась за ручку двери, чтоб войти обратно в дом, как вдруг эта дверь подскочила, ударила ее по руке и по голове, в глазах сверкнуло пламя, и последнее, что дошло до ее сознания — был грохот, слишком сильный, чтобы быть хорошо слышным…

Сколько времени она пролежала без сознания, она не знала; ее привел в чувство жгучий холод в правом боку и правой ноге.

Ей было трудно открыть глаза, и пошарив рукой, она как сквозь сон сообразила, что лежит в большой луже, что была у ворот… А сверху на нее почему-то веяло теплом и очень хотелось спать…

Стучало в голове, звенело в ушах, страшно хотелось покоя, но несносная ледяная лужа жгла и кусала холодом мокрый бок…

… Если бы не эта досадная лужа, можно было бы хорошо выспаться…  — мелькали у нее в голове обрывки мыслей. — И угораздило же попасть прямо в лужу!.. Как будто на всем дворе нет другого места!..

Маруся с трудом, лениво приподняла веки…

В ту же секунду она была уже на ногах…

Дом пылал как огромный костер, пламя вырывалось из окон, лизало крышу… Вот, оказывается, откуда веяло теплом…

— Мама! — крикнула Маруся.

Но ее голос потонул в шуме пожара, гуле самолетов, тявканьи зениток… Она бросилась на поиски матери в сарай, в окоп, обежала вокруг пылавшего дома…

Везде было пусто…

Тогда она взбежала на крыльцо; в сенях было полно дыма, но огня еще не было.

— Мама! Мамочка! Где ты?!

Маруся сунулась в дом, отскочила назад, опять сунулась… Дым ел ей глаза, перехватывал дыхание. Языки огня лизали ее платье…

В комнате горел пол, горела висевшая на стене одежда, стол, кровать…

Маруся тоже, вероятно, сгорела бы, если бы добралась, как хотела, до кровати матери, но она недалеко от входа, около печки, наткнулась на неподвижное тело…

— Мамочка!..