Излучина Ганга - [26]
Тучи, похожие на огромные серые кочаны капусты, клубились над его головой. Это были предвестники муссона, который разразится через неделю или дней через десять. Тогда тропы в джунглях размокнут, и всякие поиски придется прекратить. Он все еще строил планы поисков в джунглях, избегая думать о самом вероятном месте, где следовало искать топор, — о запруде!
Гьян вздрогнул. Хватит играть в прятки с самим собой! Слизь, мрачный зеленый свет под водой, груды бамбуковых стволов, подводные растения, устилающие дно пруда, гниющие остатки, зыбкая, засасывающая грязь. И легкие вот-вот разорвутся!
Он сел на землю и огляделся вокруг. Джунгли словно вычищены летним зноем. Они дрожат от неистовой ласки солнца. На деревьях еще рождаются новые листья, нежные и розоватые. Камешки под ногами так горячи, что больно дотронуться.
Гьян развязал свой узелок с завтраком. Но есть уже не хотелось. С детства он знал, что перед купанием лучше не наедаться. Машинально он проглотил сухую роти[26] и пикули, а рис с творогом выбросил. После этого он вымыл руки и еще немножко полежал с закрытыми глазами. А потом разделся и пошел к плотине.
Гьян нырял раз за разом. Он задумал обследовать дно пруда, как и джунгли вдоль тропы, не меньше чем на тридцать футов от берега. Когда он свалился в изнеможении, задача не была выполнена даже на десятую долю.
Еще через три дня была осмотрена всего лишь треть дна. Но зато на четвертый день, ныряя в шестой или, может быть, в седьмой раз, Гьян нашел топор. Его нетрудно было разглядеть среди белого ила, который под водой выглядел серо-зеленым. Тусклое металлическое лезвие издали показалось ему огромной жемчужной раковиной. Топорище косо торчало из ила.
«Удивительно, как мог специалист-водолаз, вызванный полицией, не заметить топора? — подумал Гьян, но тут же усомнился: — Да искал ли он вообще?»
В тот же вечер Гьян отправился в полицейский участок и попросил вызвать инспектора. Ему велели обождать на улице, но очень скоро констебль пригласил его в кабинет.
— Что у вас стряслось? — холодно спросил инспектор.
— Только что я убил Вишнудатта, — сообщил ему Гьян. — Тем же самым топором, которым он зарубил моего брата.
Инспектор увидел кровавую полосу, наискось пересекавшую рубашку Гьяна.
— Я обязан был найти топор. Согласитесь, было очень важно убить его тем же оружием.
Рассерженная молодежь
Деби-даял всегда мечтал стать сильным. Нет, не широкоплечим гигантом со вздувшимися мышцами, а быстрым, гибким, способным нанести страшный удар, как мастера дзю-до, этого древнего искусства самураев, которое, говорят, во многом превосходит и бокс, и индийскую борьбу. Дзю-до помогает властвовать, уступая. Вам не нужно проявлять силу, вы можете воспользоваться силой противника, все дело только в ловкости и знании приемов. Он твердо решил сравняться с самыми сильными и крепкими, освоить искусство рукопашной схватки. Тогда уж ни один английский солдат к нему не подступится.
Деби, как и все его друзья, ненавидел англичан. Эта ненависть и собрала их вместе: индусов, мусульман, сикхов. Люди разных религий, они, как братья по крови, объединились под знаменем освобождения. Они стали Борцами Свободы.
К девятнадцати годам Деби-даял осуществил свою мечту — мышцы его стали упругими, реакция мгновенной, движения кошачьими. Деби знал, что ему не составит теперь труда отбить любое нападение: ребром ладони, затвердевшим от постоянных ударов о дерево, он рассечет своему врагу горло или нанесет сокрушающий удар коленом в пах. Он жаждал теперь проверить себя в деле, встретить врага, которому он со спокойной совестью нанес бы разрубающий удар по позвоночнику, сломал бы руку приемом под названием «локтевая закрутка» или сделал бы до конца дней кастратом, разнеся вдребезги все, что для этого нужно разнести.
Подготовка заняла шесть лет, но дело того стоило. Шесть лет неустанной тренировки, железной дисциплины, не говоря уж о соблюдении ритуала самого искусства дзю-до. Каждый день он должен был, преклонив колени перед святыней, опоясанной черным ремнем, возносить молитву и торжественно клясться никогда не применять искусства дзю-до иначе как для самообороны. Он никогда особенно не верил во все эти «мумбо-юмбо»[27], по Томонага, японский инструктор, настаивал на соблюдении ритуала.
Тучный, несимпатичный, обманчиво рыхлый Томонага более всего напоминал бледно-желтую чесоточную гориллу, или, может быть, пресмыкающееся, глядящее на мир слезящимися глазками и шипящее сквозь темные зубы. Однако он занимал высокое положение во внутренней иерархии дзюдоистов, дающее право носить пояс черного цвета.
— Никокта не тавите на позвоночника, — предупреждал Томонага своих учеников, — и никокта не бейте межту ноги.
Все это хорошо для профессиональных борцов, обязанных соблюдать правила игры. Он, Деби-даял, намерен давить на позвоночник или на адамово яблоко белого врага изо всех сил. Он не постыдится ударить ниже пояса. Только этому и следовало научиться — калечить, бить, уничтожать. И к чертовой матери Томонагу, его святыню и весь профсоюз дзюдоистов.
Если бы он владел этим искусством шесть лет назад!
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.