Излучина Ганга - [21]
— «Кшама вираси бхушанам», — процитировал пандит. — «Способность прощать лишь увеличивает храбрость» — так говорится в священных книгах. К тому же — что прошло, то прошло и исчезло в водах Ганга. Теперь надо копать землю там, где мягко. Как сможет он вернуться в колледж, если ему надо жить здесь и заниматься всеми этими делами? Откуда возьмутся деньги, скажи, пожалуйста?
— «Кто дал птице клюв, тот позаботится и о пище», — ответила Аджи старинной пословицей. — На то воля Шивы — вернется мой внук в школу или нет. Не буду я Гьяну подсказывать, что надо делать.
— Твой долг — подсказать! Не хочешь же ты видеть его в нищете и печали? Не желаешь ведь ты гибели своему роду?
Брызги слюны вылетали у него изо рта, палец поднимался и опускался в такт речи, зрачки сузились и превратились в маленькие черные точки. Аджи снова покачала головой и беспомощно развела руками. Пандит разочарованно прищелкнул языком, гордо завернулся в свою коричневую шелковую шаль и собрался уходить.
— Что ж, ты сама бросаешь камень себе под ноги, — предупредил он. — Я сделал все, что мог.
Он засунул ноги в сандалии и двинулся к выходу, надутый, похожий на изваяние. В дверях остановился, повернулся назад и снова уселся на возвышение. Теперь его голос перешел в доверительный шепот.
— Они из кожи вон лезут, можешь мне поверить. И своего добьются. Вы будете стерты с лица земли — вы и ваш дом. Ты нарушишь свой долг, если не сумеешь убедить Гьяна отказаться от безумных мыслей.
— Я передам ему ваши слова, — обещала Аджи. — Это все, что я могу сделать.
— Рай-сахиб совершению уверен, что его сына освободят. Упрямством Гьян ничего не добьется. Дамодар велел сказать, что вернет даже те сто акров, которые твой сын продал во время суда. Подумай об этом! Гьян разбогатеет, неужели ты не понимаешь? Он получит Пиплоду и все поля, которые принадлежали тебе и твоему мужу. Твой внук сможет продолжать учение, он женится и приведет к тебе в дом помощницу. Он продолжит род!
— Я передам ему все, что вы сказали, — покорно отвечала Аджи. — Это его дело. Почему бы сейчас не позвать его? Он, должно быть, в…
Пандит сразу отступил.
— Нет, ни в коем случае, — воскликнул он, тряся головой и отчаянно жестикулируя. — Твой внук слишком горяч. Но должен же он понимать, в чем его польза. Я слышал, он чуть не сломал Какаджи руку… Какая грубость!
— Мальчик сам не свой, — объяснила Аджи. — После того, что случилось. Почти ни с кем не разговаривает. Даже не молится.
— Непростительно! — произнес пандит. — Ты должна привести его в чувство. Поговори с ним, когда я уйду. Растолкуй, что ему же будет лучше. И пусть молится Шиве…
В тот же вечер Аджи все рассказала Гьяну. Он молча выслушал ее. Потом лег спать, так и не произнеся ни слова. А ночью ушел из дому. Он выставил оконную раму в своей спальне и выскользнул тихонько, чтобы не услышала Аджи. Почти всю ночь Гьян бесцельно бродил по полям, долго сидел под деревом на деревенской площади. Когда он возвратился домой и так же неслышно шмыгнул к себе в комнату, уже кричали петухи. Наутро Гьян поехал автобусом в Сонаварди. Он хотел посоветоваться с Раммуни Шармой, адвокатом, хорошо относившимся к Хари.
Слушая его, Шарма низко склонился над столом и что-то чертил синим и красным карандашом.
— Вы совершенно правы, с этими людьми нельзя иметь дела. Но, может быть, не стоило и грубить им?
— Я не мог сдержаться, — признался Гьян. — Я хочу видеть Вишнудатта на виселице, а они требуют, чтобы я показал на суде, будто его тогда не было в поле. А с этим мудрецом-пандитом я даже не виделся…
Адвокат поднял голову.
— Они нашли топор? — спросил он.
— Топор? Обязаны были найти!
— Обязаны? Не знаю, не знаю. Где мог Вишнудатт его спрятать, как вы думаете?
— О, где-нибудь в джунглях, они там густые. А мог и в воду бросить, когда пробегал по дамбе.
— Там искали?
— Я слышал, посылали ныряльщика. Вскоре после… убийства.
— И до сих пор не нашли?
— Нет.
Шарма принялся снова чертить на промокательной бумаге синие треугольники — один внутри другого.
— Не кажется ли вам, что полиция нарочно не хочет искать орудие преступления, а? — Он посмотрел прямо в глаза Гьяну. — Такие случаи известны. Все бывает. Вспомните, заставили же они чиновника подделать записи в книге пошлин.
— Но полиция! Да еще в таком важном деле, как расследование убийства?!
— Полиция! — Шарма со злостью вдавил кончик карандаша в самый центр синего треугольника. Грифель сломался. Он перевернул карандаш другим концом и принялся чертить снова. Треугольники теперь получались красные. — Это значит всего-навсего, что взятки побольше. У Большого дома хватит денег и на большие взятки.
— Но свидетели? Я сам видел, как он размахивал топором, угрожал.
Адвокат нетерпеливым движением поднял вверх карандаш. Его тяжелые веки опустились.
— Но вы же не видели, как он убил вашего брата, — сказал он. — Примите это во внимание. В юридических спорах такие вещи играют роль. Почти решающую. К тому же ваши показания для суда вообще мало что значат. Вы заинтересованная сторона, свидетель, замешанный в длительном семейном конфликте. Адвокаты свяжут вас по рукам и ногам, найдут кучу зацепок.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.