Излучина Ганга - [110]
— Твоего настоящего имени и я не знаю, — заметила старуха. — Только не пойму, чего ты нервничаешь? Может, они и не знают твоего имени, но описали, как ты выглядишь. Говорят, старые друзья. Смотри, если я их прогоню, как бы они не обратились к властям. А мне что тогда делать? У меня приличный дом…
— Эти типы к властям не полезут, — усмехнулся Шафи.
— Что ж, они могут позвонить по телефону или письмо без подписи послать.
— Как они выглядят?
— Очень прилично. У одного куча денег, он вытащил из кармана целую пачку бумажек по сто рупий. Они сказали, что хотят тебе помочь.
Шафи еще раз с тревогой взглянул на лестницу.
— Задняя дверь заперта? — спросил он.
Аккаджи снова осклабилась.
— Да не из полиции они. Мирные люди. Почему бы тебе не посмотреть на них из-зa ширмы — знаешь, откуда клиенты смотрят на девушек? Может, они и вправду хотят тебе помочь, дать денег.
— Ладно, — согласился Шафи. — Я взгляну на них из-за занавески. — Он встал.
Они сидели на террасе. Отсюда им хорошо была видна изнанка города: коровы, мусорные ящики, женщины с детьми, белье, развешанное на веревках, деревянные клетушки уборных, стены, заляпанные коровьими лепешками, — все это выглядело весьма живописно, раскрашенное розовыми и голубыми красками летнего вечера. В сутолоке домишек, неподалеку от Ханского рынка, можно было различить лестничку, ведущую на третий этаж Сехгал Лодж, приземистого строения из красного кирпича, где в коридоры выходили двери комнатушек-голубятен. Всего час назад эти двое останавливались в том доме, в комнате на третьем этаже.
— Не думаю, что Шафи решится на такое, — сказал Деби. — После первых минут он держался по-дружески, приглашал ужинать…
— До какой наглости надо дойти… Не хватало нам с ним закусывать после того, что он сделал, — презрительно возразил Босу.
— Все равно я не думаю, чтобы сегодня он кого-нибудь подослал, — настаивал Деби.
Босу пожал плечами.
— Нам остается только ждать и наблюдать. К счастью, отсюда все хорошо видно, свет фонаря падает как раз на лестницу.
— Должен тебе сказать, — заметил Деби-даял, — что я лично больше не питаю к нему ненависти. Он, как теперь все в Индии, принадлежит к одному из двух лагерей. По-моему, он искренне раскаивается.
— Однако он вертелся ужом и старался выведать, где мы работаем да где живем. Слишком настойчиво, как мне показалось.
— Не вижу тут ничего странного, — возразил Деби. — Мы выследили его — почему же он не вправе спросить, где мы живем. И придумал же, где затаиться. В доме с дурной репутацией…
Босу расхохотался. До чего же щепетилен этот Деби. Хотя он и террористом был и в тюрьме отсидел.
— Место очень подходящее. Не сомневаюсь, он хорошо знаком со старухой. Может, какая-нибудь родственница. Наверное, он тут гостит не больше чем по нескольку дней. «Дом с дурной репутацией» — безопаснейшее убежище для того, кто хочет затаиться. Полиция им всегда покровительствует. Если они регулярно вносят свою мзду. Полная гарантия, что полицейские туда не полезут. Чтобы спрятаться, это наилучшее место.
— Конечно, он боится, как бы его не накрыли. Но в остальном он вел себя неплохо.
— Как ты думаешь, почему он так рвался проводить нас до самого дома? Хотел лично удостовериться, что мы там живем. А потом вполне мог позвонить в полицию и сообщить, что беглый заключенный и условно освобожденный террорист проживают в Сехгал Лодже.
— Никогда не поверю, что он до этого опустится. Он так искренне раскаивался, объяснял, почему ему пришлось выдать одних индусов: у полиции, мол, все равно был в руках список…
— Ты никак не хочешь понять, насколько все в Индии изменилось за эти шесть лет, — укоризненно сказал Босу. — Для тебя, наверное, часы остановились — индусы и мусульмане, по-твоему, как прежде, живут в добром согласии, а на самом деле они только и ждут сигнала, чтобы выплеснуть всю свою ненависть.
— Для меня часы действительно остановились, — вздохнул Деби. — Но японцы завели их снова. Мне как-то не по себе оттого, что мы ненавидим человека, которого прежде боготворили. Он казался мне вдохновенным пророком, говорил с таким жаром…
— Не заблуждайся, — предупредил Босу, — он и сейчас такой же, как был. Только миссия его изменилась. Он по-прежнему вдохновенный мечтатель, готовый все сокрушить на пути к своей цели. Но цель теперь иная.
— Он наверняка влюблен в ту девчонку…
— Мумтаз? Ну, за это я не могу бросить в него камень. Он спит и видит вызволить ее оттуда.
— Не знаю, как ему эту удастся, — сочувственно сказал Деби. — Денег у него вроде бы нет, а за девушку, он сказал, надо выложить тысяч восемь. И кому только может взбрести в голову покупать девиц из подобных заведений?
— В основном банья — торговцам, — объяснил Босу. — Они, так сказать, основа основ этой системы. Во времена Моголов это делали вельможи, теперь они обеднели, а у индусов деньжонки водятся. По обычаю они, бедняги, очень рано женятся на девчонках еще моложе себя, совсем маленьких. Вот потом им и приходится добывать девиц из публичных домов за дорогую цену. Говорят, их жены мирятся с этим.
Деби-даял поморщился.
— Странное пристрастие к проституткам. Как можно любить девицу, воспитанную в подобном заведении? А женщины? Как могут они жить со всякими, кто только деньги заплатил?
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.