Излишняя виртуозность - [39]

— Пруток?

— Пруток!

— Годится!

Да, обращались они с Лушей, увы, как с той лаборанткой; один совершенно лысый тип даже шлепнул Лушу по тугому задику, обтянутому золотыми рейтузиками...

Правда, Луша наигрывала другую роль: что значит, никогда не была лаборанткой!

Кивком головы она позвала «легионера» в пятнистом одеянии, маячившего у входа. Чем ближе он подходил, тем больше я напрягался, хотя ко мне происходящее вроде бы не имело отношения. Я подумал, что он просто военнообязанный, обязанный почему-то обслуживать Лушу... но по мере того как он приближался... Тоха? Но он только что представал в виде говорящей тучи? Впрочем, он рассказывал мне, что после пребывания в особой зоне с ним происходит всякое... но чтоб такое?

— Серенький, разберись! — Луша брезгливо кивнула в сторону обидчика.

Серенький? Что это значит? Ведь его звали Анатолий?

Ясно, Серенький — по фамилии: его же фамилия — Середа!

Тоха мрачно подмигнул мне и подсел к обидчику, положив вздувшуюся лапу тому на плечо.

— Он думает, что за какой-то жалкий лимон может себе позволить всё что угодно! — ярилась Луша. Я на всякий случай отодвинулся, хоть лимонов не давал.

— А меня в кино снимешь? — тут же приник к Луше другой «лимон», похожий на этот фрукт и формой, и оттенком.

— Отвали! — теперь уже в роли телохранителя придвинулся я.

Сколько же она набрала этих лимонов и что за эти деньги обещала изобразить?

Я почесал в затылке, уже почти трезво оглядел «будки» у стойки... а ведь это мне придётся отдуваться, ублажая их! Надо делать фильм, чтобы им понравился (а заодно и мне). Луша — так... наманикюренная ручка, открывающая кошельки, — а превратить эти рыхлые пачки в твердый алмаз искусства, неподвластный времени, предстоит мне... кому же ещё? Окончательно протрезвев, я огляделся: Тоха чокался с обидчиком. Перегнав лифтом кадыка содержимое в желудок, он хрипло выдохнул и с хрустом раздавил в пальцах стакан — что, видимо, должно было навести на обидчика здоровый ужас.

— К сожалению, он абсолютно спился! — блеснув в сторону Тохи слезой, шепнула Луша.

Да уж, трезвому те чудеса, что показал он за последнее время, вряд ли подвластны!

Отмывательница миллионов... Я теперь смотрел на Лушу с почтением. Сколько же их она «намыла» здесь? Лучшего места, надо отметить, было не найти: все на время «уплывали» от тревог, деньги летели!

Что бы такое им изобразить?.. И здесь ты, истукан, о работе! Красавица миллионерша... рехнувшийся капитан... я покосился на Лушу... какая она «миллионерша»? Так — «лимонщица»! Ну всё! Завтра, завтра! Сегодня отдыхаем... но если ещё спившегося Тоху придётся прислонять к этой истории — я не выдержу!

Нет, надо изображать что-то совсем другое. Типа тех бесконечных южноамериканских сериалов, которые держат нашу публику в бесконечном экстазе. Типа: после многолетнего плена от бандитов вырвался муж и приехал в город... Много серий тратится на то, чтобы почему-то о его спасении не узнала жена. Все знают, кроме неё... муж даже звонит по телефону в холл, где собрались герои фильма. «Вы?» — восклицает дворецкий. «Я! Только ничего не говорите моей жене». «Но почему?» — справедливо спрашивает дворецкий. «По кочану», — хладнокровно отвечает муж, он же граф. Графиня видит перевёрнутое лицо дворецкого. «Кто звонил?» Надеется, наивная, услышать о муже! «Мясник», — взяв себя в руки, отвечает слуга. «А почему у вас было такое лицо?» — «Он сказал... что отрубил палец!» — «Палец?» — графиня близка к обмороку. — «Себе?» — «Нет. Другому»... Что-нибудь в таком роде, чтобы во время такого вот длинного плавания они могли отвлечься, а не глушить всё время эту отраву, даже если и называется она виски или джин! Хотя джин, на мой взгляд, благороднее. Я несколько успокоился, наметив путь. Да, что-то в таком ключе, чтобы Тоха или Луша, а лучше бы они вместе, исчезли серий на сорок! Вот так.

— Ну, хоп!

— Хоп! — слышалось теперь с каждого стульчика. Это, по-видимому, означало, что все договорились. Я тоже в принципе сам с собой уже договорился, можно и расслабиться. Звон бокалов, хохот, женские визги. Ля дольче вита длится день! Впрочем, кому эта шутка покажется сложной, может её пропустить.

Луша куда-то упорхнула, а передо мной вдруг оказалась литровая бутыль, на которой было написано латинскими буквами «Тарас Бульба», а на этикетке изображён узколицый старик в малахае — ну прямо таёжный следопыт Дерсу Узала! Я решил, что разгадка парадокса находится в бутылке: позволил себе один глоток — не понял, потом — другой. Вдруг кто-то дёрнул меня за рукав. Я обернулся. Сладко улыбаясь, стоял Дерсу Узала собственной персоной!

— Много, однако, читал! — щурясь, не без угрозы, прошепелявил он.

Я понял, что проник в какую-то страшную тайну и испуганно попятился.

— Нет-нет! — пробормотал я. — Ничего я не читал!

— Это хоросо! — удовлетворённо проговорил Дерсу, он же Тарас, с ним же мы и выпили.

Тут грянула песня — я вскочил со стула: к этой песне я имел самое непосредственное отношение! Музыка, как говорится, народная, но слова к этой музыке написал я. Они предназначались для телевизионной рекламы жвачки и как-то стали народными.