Рикмен с Таней переглянулись. Он действительно начинал вспоминать.
– Я не открывал его с маминой смерти, – сказал Рикмен.
– Может, мы посмотрим его вместе, – предложил Саймон с загоревшимися глазами.
– Может, – согласился Рикмен. – Но не сегодня, ладно, Саймон?
Он видел, что брат не понимал, из-за чего отсрочка, но посчитал признаком улучшения то, что Саймон не возражает и не закатывает истерику.
– Это должно помочь мне вспомнить, – лишь объяснил Саймон.
Рикмен положил руку на плечо брата:
– Я тоже так думаю.
Таня спустилась с ним к выходу.
– Он кажется более разумным и спокойным, – сказал он ей.
– Да. – В ее глазах светились любовь и надежда. – Я думаю, мы примем предложение лечь в неврологический центр.
– Думаешь, поможет?
Она кивнула:
– Он пользуется международной известностью. Но, по-моему, должно помочь и то, что у Саймона теперь опять есть ты.
Он не знал, что ответить, но вдруг будто со стороны услышал свой голос:
– Да, должно. Наверняка должно помочь. – Он немного помолчал, восстанавливая душевное равновесие. – Во всяком случае, мы снова узнаем друг друга.
Таня улыбнулась и взяла его под руку. От этого простого жеста в нем будто оборвалась туго натянутая струна многодневного мучительного напряжения. Сердце сжала резкая боль – и следом пришло облегчение: он понял, что плачет.
