Изгнанник - [112]

Аббат – человек неопределенного возраста, скорее урод, чем красавец: худосочный, дряхлый, но с искрящимися живыми глазами, – неожиданно рассмеялся:

– Я не желал бы лучшего, чем остаться у вас навсегда, но на меня уже косо смотрят! Хотя я и взываю повсюду, что никогда не давал обет, что я даже был женат, но напрасно, мне бросают в лицо это слово, которое вы только что так нежно произнесли, мой милый друг… Но музы вас не оставят! С вами будет несравненная мисс Вильямс…

Удар веера по руке наказал его за злую шутку.

– Ваш талант мог бы сделать вас снисходительнее к юной девушке, а вы заставили ее спасаться бегством. Она пошла собирать цветы… Но, может быть, мы все-таки вернемся? Наши гости, наверное, хотят отдохнуть и переодеться…

И повернувшись так, что ее просторное белое платье из муслина всколыхнулось на ветру, она взяла Делиля под руку и пошла с ним к дому. Ее муж пригласил гостей следовать за ними, но Тремэн задержал его:

– На одну минуту, пожалуйста, Жан-Жак! Я только что услышал, что у вас здесь гостит некая мисс Вильямс, и мне бы хотелось знать, не приехала ли она в сопровождении одной дамы… которая дорога мне. Дело в том, что именно в поисках ее я сюда и прибыл.

Несмотря на свой тяжелый, неуклюжий и даже заурядный облик, банкир не лишен был интуиции и нежности чувств. По голосу своего друга он догадался, что шутка тут будет неуместна, и он сдержал улыбку:

– Вы знакомы с этой очаровательной леди Мэри? Как это странно!

Ее имя было произнесено на английский манер, что было неприятно Гийому, но он вспомнил: банкир был страстно влюблен в моду и обычаи Англии.

– Странно как раз то, что ее фамилия не привлекла вашего любопытства, петому что она у нас совпадает почти буква в букву. Дело в том, что леди Тримэйн – моя свояченица.

Светлые брови на удивленном лице Лекульте взлетели кверху.

– Мне кажется, вас ввели в заблуждение, мой друг. У нас нет леди Тримэйн. Вы полагаете, что я мог бы поразиться сходству и что…

– Вот и она! – воскликнул Жозеф.

На некотором расстоянии от мужчин в глубине тенистой платановой аллеи медленно шла женщина, склонившись над книгой и держа в руке зеленую веточку. Эта веточка представляла собой одну из милых вольностей, о которой заботливая хозяйка дома всегда предупреждала своих гостей и сама также пользовалась этим приемом: если, прогуливаясь по саду и погрузившись в чтение или размышляя о чем-нибудь сокровенном, вы не хотели, чтобы вас беспокоили, надо было сорвать зеленую веточку и держать ее в руках. Мари медленно, с утонченной грациозностью продвигалась по аллее, складки ее черного шелкового платья слегка колыхались, на ее плечи была накинута белая шаль из воздушного муслина.

Сердце Гийома дрогнуло, и он бросился вслед за ней, не дожидаясь, что скажет банкир, но Жозеф его перехватил:

– Нет, остановись! Я напоминаю тебе, что она думает, что ты умер. Надо прежде подготовить ее…

И он побежал к молодой женщине, которая, заметив его, вскрикнула от удивления и, нечаянно выронив книгу и веточку, протянула ему руки, приветливо улыбаясь. Чтобы не смущать своего друга, Гийом спрятался за круглой кроной апельсинового дерева, установленного в кадушке рядом с тропинкой, но так, чтобы не терять их из виду. Лекульте машинально последовал его примеру. Он не мог понять, что происходит, но по напряженному выражению лица своего друга он предчувствовал драму. Вдалеке Жозеф и Мари продолжали неторопливо идти вдоль аллеи, адвокат осторожно придерживал под руку свою даму. Они приближались к партеру, ограниченному расположенными в ряд апельсиновыми деревьями в кадках. Говорил Жозеф, а Мари слушала его, наклонив голову. Блестящая копна ее пышных волос показалась Гийому светлее, чем раньше. Он также заметил, что радостное лицо ее теперь омрачилось морщинами глубокой печали, легкими, но четкими. Она похудела, впрочем, может быть, это черное платье делало ее тоньше? Как бы там ни было, но никогда раньше она не казалась ему такой трогательной, никогда раньше он ее так не любил. Вдруг он услышал, как она вскрикнула:

– Он жив?..

На этот раз Гийом не смог устоять и бросился к ней навстречу так быстро, как ему позволяла его легкая хромота:

– Мари! – взмолился он. – Я здесь…

Он ожидал, что она бросится к нему в объятия. Но вместо этого она жалобно и безутешно застонала, повернулась и стремительно побежала к дому, словно дьявол в человеческом облике гнался за ней. Как громом пораженный, Гийом смотрел, как она скрылась за большой стеклянной дверью вестибюля. Шок был таким сильным, что он рухнул на землю. Когда Жозеф подбежал к нему и обнял за плечи, Гийом дрожал. Он помог ему подняться и сказал:

– Не мог подождать еще немного? Ты напугал ее.

– Напугал? Ты хочешь сказать, что она боится меня? Но почему? Почему?

Подошел Лекульте и, услыхав полные отчаяния слова Гийома, взял его за руку:

– Идемте, Тремэн, – сказал он сострадательным тоном. – Вам нужно взять себя в руки. Пойдемте ко мне. Все, что происходит, нуждается, как мне кажется, в некоторых объяснениях…

Позволив вести себя под руки, Гийом неожиданно вспомнил слова, которые он недавно услышал от банкира, но не обратил на них внимания: