Изгнанник - [102]

Одна из соседок, Бастьен Кобрийер, муж которой был «в плавании» и которая привыкла жить одна, склонив голову набок, заметила, что это занятие по обычаю должно выпадать на долю дочери, так же как и продолжение церемонии, которая включает в себя: бессонную ночь при свечах у смертного одра покойницы, организацию похорон и поминок, поиски кюре, «который не присягал», – а теперь это было не просто! – и все другое по этому случаю, и добавила, что следует предупредить Адель. Это предложение, однако, вызвало всеобщее возмущение: новый образ жизни этой девицы вызывал скорее отвращение, чем сострадание к ней у этих женщин, живших в ладу со строгой моралью, привыкшим к . трудностям бытия, особенно в это неспокойное время. То, что дочка Амель имела любовника – или десять, – ничего не изменяло в представлении о ней: подумаешь, какое дело! Кстати, все знали, что мадам Тремэн, когда-то так хорошо к ней относившаяся, теперь выгнала ее из своего дома.

Мнение мужчин несколько расходилось с предположениями женщин.

– Нужно поставить в известность по крайней мере Адриана! – предложил Жан Калас, главный рыбак. – Кактолько он узнает, что его наследство никто не охраняет, он разозлится, а теперь, когда он у власти, то может посчитать нас за врагов.

– Обязательно нужно послать в Тринадцать Ветров! – сказал Мишель Кантэн. – Хочешь – не хочешь, а все-таки она тетка Гийому. Я прекрасно знаю, что она здорово перед ним виновата, но он такой человек, который простил бы ее перед смертью. Бедная покойница, ведь никого из родных рядом! Это грустно! Я туда схожу!

– Лучше тебе сходить в Валонь!

– Нет, пусть лучше это сделает кто-нибудь другой. Пошлите мальчишку Кло с устрицами!

– Как будто ты не знаешь, что он больше не хочет туда ходить! Он боится, говорит, что там стало опасно…

В самом деле, именно Тремэн и взял на себя все заботы. Молодой Кантэн был прав: уважение к смерти пересилило злопамятство. И потом, хотя он сурово осудил близнецов, но предстоящий путь в несколько лье верхом на лошади уже не был для него неприятным и непреодолимым. Теперь он уже без труда садился на лошадь, и их бурные отношения с молодым Сахибом, сыном Али, становились иногда даже рискованными, что вызывало озноб у Проспера Дагэ и сильное беспокойство у Потантена: неудачное падение могло отправить Тремэна в могилу, и на этот раз уже окончательно.

Тем не менее для этого путешествия он выбрал Траяна, одного из самых крепких коней, но не самого роскошного с виду: не стоило разжигать зависть у новых сеньоров в городе.

Как только Гийом объявил о своем отъезде, Агнес, разумеется, выразила свое недовольство.

– Ну вот, вы уже становитесь посыльным для этих оборванцев, – заметила она с издевкой, а Гийому показалось, что его погладили против шерсти.

– Если бы не богатства Жана Валета, я был бы одним из них, – раздраженно ответил он. – Хотя бы один раз в жизни, доставьте мне удовольствие, уважайте мое происхождение! Я устал бесконечно повторять вам это. И потом, если уж хотите знать, признаюсь, я и сам не против того, чтобы посмотреть, как там идут дела. Я знаю, что судя по россказням мадам де Шантелу, там не что иное, как преддверие ада, но так как она рассматривает людей и события не иначе, как между двумя обмороками, мне лучше самому решить, что там на самом деле происходит.

– Не трудитесь искать оправдания! Истина заключается в том, что вам просто нравится самому во все соваться. Просто представить себе не могу, как бы вы обходились, если б остались…

Она вдруг опомнилась и, покраснев, прикусила язык, но Гийом понял:

– Если б остался калекой? Можно подумать, что вы бы сожалели?

– Вы говорите глупости!

– Полагаете? А мне представляется, что я изрек истину: вам бы в тысячу раз было бы предпочтительнее видеть меня инвалидом, прикованным к кровати и целиком в вашей власти. Если это не так, то почему вы отказываетесь снова стать моей женой, как и прежде?

Едва заметно Агнес улыбнулась, по-кошачьи прищурив глаза, и посмотрела на супруга сквозь свои длинные черные ресницы:

– Потому что вы этого пока не заслуживаете! Вы думаете, что я не подозреваю, чем все кончится, если я соглашусь: вы сделаете мне еще одного ребенка, после чего, будучи уверенным во мне, да и в себе самом тоже, начнете опять шататься по притонам!

– Я никогда не шатался по притонам, как вы говорите! – взорвался Тремэн, помрачнев. – Ваше несчастье заключается в том, что вы сами не знаете чего вы хотите.

– Я хочу быть уверенной в вас, и ничего больше!

– В таком случае, вы применяете не тот метод! Кстати, любой метод не смог бы вас удовлетворить, но если хотите, я дам вам совет: не требуйте от меня слишком многого! Пока еще я испытываю влечение к вам. Но это не обязательно будет длиться долго: я терпеть не могу мегер!

Возглас негодования молодой женщины прозвучал одновременно с треском захлопнувшейся двери. Гийом в сердцах толкнул ее своей тростью. Уверенный в том, что на этот раз последнее слово осталось за ним, минуту спустя он верхом на надежной спине Траяна скакал коротким галопом по дороге в Валонь.

В Гран Тюрке он был встречен как мессия. В первый раз они увидели его вновь, и его появление придало оттенок праздничности дому, который был в высшей степени мрачным, впрочем, как и весь город: его покинутые особняки, закрытые на замок, кое-где немногие домочадцы и оставшиеся с ними верные слуги,– рабство больше не признавалось! – онемевшие монастыри, где даже шорох камней под ногами не решался звучать, опустевшие дома, встревоженные жители, в большинстве своем подозрительно и даже враждебно настроенные к «парижскому вздору», – вот таким он стал, город, потерявший свою душу.