Изгнание - [176]

– Будет сражение, поэтому нам лучше всего тоже отправиться туда, – сказал Джоселин.

Однако его довод был глубоко ошибочен, и Николь очень убедительно доказала ему, что приближенные принца не замедлят увезти его из Тавистока, поэтому для них будет разумней всего дожидаться его в Труро. Они продолжали плыть вдоль большого северного изгиба полуострова Корнуолл, пока, наконец, не оказались в заливе Фалмус-Бей, из которого множество живописных речушек и заливов вели в глубь острова к городу Труро – великолепному старинному морскому порту, находящемуся почти в десяти милях от моря.

Погода была по-прежнему ужасной, им по нескольку дней приходилось дрейфовать или стоять где-нибудь на якоре, плавание очень затянулось: они прибыли в Труро только к концу января. Но вот, наконец, Николь и Джоселин сошли на твердую землю и поселились в портовой гостинице «Водяной», одно название которой заинтриговало Николь, напомнив ей о старинных сказках и удивительных морских легендах.

Но никакого мира и спокойствия не царило на берегах старого залива. Николь не пришлось «надышаться романтикой» и насладиться морскими легендами. Джоселин постоянно нервничал, он думал только о том, что Хоптону необходима помощь, и все время повторял, что принц подумает, что его предали. Впервые в жизни Николь вышла из себя и разозлилась на него.

– Давай, уезжай! – не выдержала она. – Помогай кому-нибудь из них, а можешь сразу обоим! Брось меня и на этот раз, ты всегда так поступал, когда кому-нибудь была нужна помощь.

Вместо того чтобы нагрубить, что было вполне естественно в его состоянии, Джоселин обнял ее и усадил к себе на колени, сказав:

– Выслушай меня Николь, внимательно выслушай. Когда-то я уже говорил тебе, что я подданный короля, что я ем его хлеб. Я дал ему клятву, что буду верно служить ему и короне. Да, и тебе я дал слово, что больше никогда не оставлю тебя одну. А теперь подумай над дилеммой, перед которой я оказался. Я обещал тебе, что мы всегда будем рядом. И в то же время я просто обязан помочь принцу Уэльскому избежать опасности. Я, человек, живущий в своем столетии, а не в твоем. Можешь ли ты понять, как мне тяжело?

– Я понимаю тебя, – сконфуженно ответила она, – но мы теперь вместе, и мы – одна семья, а ты хочешь своим уходом все сломать. Мы обрели свое счастье в тяжелой борьбе. Какое ты имеешь право все это разрушить?

Ответ Джоселина прозвучал очень мрачно:

– Я не могу ответить так, как ты того хотела. Я люблю тебя, я люблю наших детей, и ты это прекрасно знаешь, но я не могу спокойно сидеть и наслаждаться этой любовью, зная, что кто-то находится в опасности.

– Но ты же обещал мне, – упрямо повторила Николь, понимая, что ведет себя, как эгоистка.

– Да, я знаю. Поэтому я и остался здесь. Я понял, что ты для меня – самое главное, – он посмотрел на нее своими влюбленными темно-золотистыми глазами, и какое-то мгновение Николь наслаждалась победой.

Но она быстро поняла, что это вовсе не победа, что она проиграла, и как всякий утопающий попыталась схватиться за соломинку.

– Я бы не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым перед кем-то, – сказала она.

– Боюсь, что не смогу чувствовать себя иначе, любимая.

– Но Джоселин, я осознаю свою вину, и мне ужасно стыдно.

– Тебе не должно быть стыдно. Ты совершенно права, дорогая. Я и так слишком долго оставлял тебя без защиты.

– Но здесь я в безопасности, мне ничего не угрожает, как раньше.

– Я тоже так думаю, – ответил он и отвернулся.

– Если ты поедешь спасать принца, сколько времени это займет?

– Если я переоденусь и пойду по суше, то доберусь до Тавистока за день, от силы – за два.

Она улыбнулась и покачала головой, понимая, что Николь Холл никогда в жизни не позволила бы, чтобы с ней так обращались. Но тут она перестала думать о себе – и прошлой, и настоящей – она подумала о принце и поставила себя на его место: мальчишка, рядом с ним нет ни отца, ни матери, он окружен врагами и думает только о том, что в любой момент и с любой стороны на него может напасть Ферфакс.

– Поезжай к нему, – вдруг сказала она.

Он в изумлении посмотрел на нее:

– Но только что ты говорила это совсем другим тоном.

– Теперь мой тон изменился. Хоть принц и воинственный, и бравый солдат, но он еще совсем мальчишка и наверняка ужасно напуган. Поезжай и вызволи его из беды, Джоселин. Сыграй свою роль в истории, привези его в Труро, чтобы он мог уплыть отсюда навстречу неизвестности, которая его ожидает и которая называется СУДЬБА.

– Как прекрасно сказано. Ты действительно отпускаешь меня?

– Да, я просто обязана тебя отпустить, – ответила она, понимая, что так оно и есть.

* * *

Джоселин уехал на следующее утро, в День Святого Валентина 1646 года. Николь смотрела вслед Джоселину, и в ее душе бушевали такие странные чувства, что она с трудом понимала сама себя. Ей не верилось, что это она, она, которая когда-то была страшной эгоисткой, пошла наперекор своему характеру и пожертвовала своим спокойствием ради молодого принца, отправив своего мужа навстречу опасности.

После отъезда Джоселина, оставшись одна, Николь взяла детей и пошла бродить по порту, откуда огромные корабли испокон веков возили корноуоллское олово во все страны света. Теперь, во время войны, торговля почти прекратилась, но судна с блестящими корпусами и величественными мачтами все так же молчаливо стояли у причалов. Глядя на них, Николь вдруг показалось, что она сама – такой корабль, который долго скитался среди времен, но, преодолев огромное расстояние, разделяющее их, она нашла свою тихую гавань, и этой гаванью для нее стал Джоселин.