Изгнание - [175]

– Это будет в 1660 году, – произнесла она. – Четырнадцать лет.

Джоселин посмотрел на нее, потрясенный.

– Ты хочешь сказать, что, когда мы вернемся сюда, мой сын будет уже юношей? – он показал на малыша, которого она держала на руках.

Она кивнула:

– Да, боюсь, все будет именно так.

Он наклонился к ней и зашептал, чтобы Мирод не могла его услышать:

– Николь, ты уверена, что готова пойти на это ради меня? Если хочешь, я попробую вернуть тебя в твое время. Там ведь легче жить, не правда ли? Я уверен в этом.

Она повернулась и положила руки ему на плечи.

– Я уже приняла решение, еще в Нэзби. Я навсегда решила покончить с тем, что было со мной там, и забыть ту жизнь, которая у меня была. Я принадлежу тебе, Джоселин, и останусь с тобой, если ты не отвергнешь меня, – сказала Николь.

– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, – ответил он.

– Это замечательно! – произнесла она и вошла в дом.

* * *

Они работали всю ночь, все до одного, слуги, их дети, хозяева и управляющие, пока, наконец, к рассвету работа не была закончена. Все, что можно было увезти, было собрано и уложено в дорожные сундуки, остальные ценные вещи, включая портрет Николь с красной розой, были сложены в повозку, на которой уезжала Мирод.

– Что же до всего остального, – сказал Джоселин, грустно оглядывая свой дом, – пусть достается Черному Тому.

– А как быть со слугами, милорд? – беспокойно спросил его мажордом.

– Вы все можете оставаться здесь. Кто бы сюда ни пришел, они не причинят вам зла, даже, наверное, будут рады, что вы остались. Пока вам будет платить леди Мирод, а потом здесь появятся новые хозяева. А теперь, Джемс, собери всех в гостиной, я должен поблагодарить всех и попрощаться.

Николь казалось, что она смотрит кино: все домашние плача собрались, чтобы попрощаться со своими хозяевами, спасающимися от жестокостей гражданской войны. Медленно обходя всех, Джоселин каждому пожимал руку и каждого благодарил за то, что они верой и правдой служили его семье. И вот дошла очередь до Эммет.

– Но ты-то, конечно, поедешь с нами? – спросил Джоселин.

Девушка неожиданно покраснела:

– Можно мне поговорить наедине с госпожой, милорд?

– Конечно, – ответила Николь и, нежно обняв ее за плечи, отвела в комнату, которая была раньше господской спальней и где теперь все было перевернуто.

– Ты хочешь остаться, да? – спросила Николь, сразу переходя к делу.

Эммет смутилась:

– Но не здесь. Леди Мирод приготовила для меня место в своем доме в Дартмуте, ведь теперь у нее столько детей… И потом…

– Ты бы хотела быть рядом с ним?

На лице девушки отразились все ее чувства:

– Он не гонит меня, и ему все еще нравятся мои странные глаза.

– Это решает все, оставайся, – Николь взяла Эммет за руки, – но мне будет ужасно не хватать тебя. Ты была мне такой замечательной и преданной подругой. И, между прочим, ты была первой, кого я здесь увидела, ты знаешь об этом?

– Что вы имеете в виду? – спросила сбитая с толку Эммет.

– Ну, когда я появилась здесь, когда родилась Миранда.

Лицо Эммет посуровело.

– Не начинайте все снова, – сказала она и вышла, чтобы уложить последние вещи.

* * *

С рассветом они отправились в путь по большой дороге, ведущей в Дартмут. Воздух звенел от мороза, на лесную дорогу опустились первые снежинки – предвестницы нового снегопада. Примерно в двух милях от Кингсвер Холл, где Дарт сильно сужался, четверо взрослых и двое детей (Мирод и Эммет провожали их) спешились и пустили лошадей прямо по прочному льду. Когда они добрались до бухты, где их ждал Джоб Аткин с сыном Уилли, оранжевый диск солнца поднялся уже довольно высоко. Снег нещадно хлестал по лицам.

– Для путешествия условия просто ужасные, милорд, – предупредил его Джоб, вглядываясь вдаль сквозь разбушевавшуюся не на шутку метель.

– Они будут еще ужаснее, если меня поймают, – ответил Джоселин. – Но я не хочу никого заставлять рисковать вместе со мной.

– Мы можем выбраться из Дартмута и спрятаться где-нибудь, пока не кончится шторм, – предложил Уилли.

– Так мы и поступим, – решительно сказала Николь, – это наш единственный выход.

Она повернулась и обняла сначала Мирод, а потом Эммет, на глаза вдруг навернулись слезы.

– Мне так больно расставаться с вами обеими, – произнесла она. – Вы такие замечательные подруги.

– Да хранит тебя Господь, дорогая Арабелла, – глухо ответила Мирод..

– Берегите себя, миледи, – сказала Эммет, целуя ее, – я никогда не забуду те годы, которые провела с вами.

Николь была уже около лодки, но вдруг снова повернулась к служанке:

– Скажи мне, я поумнела с годами?

– Вы так сильно изменились и поумнели, – улыбнувшись, ответила Эммет, – что, если бы я не знала, что это невозможно, я бы сказала, что вы – теперешняя и вы – прежняя – это два абсолютно разных человека.

Николь отвернулась, чтобы никто не увидел ее слез. На берегу оставались два очень дорогих ей человека, а утлое рыбацкое суденышко торопливо пересекло бухту и, преодолевая снегопад, вышло в открытое море.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Быстрота и качество распространения информации, существовавшие в семнадцатом веке, веке, в котором не было ни телефонов, ни телевидения, ни даже газет, всегда заставляли Николь удивляться, а сейчас просто повергли ее в изумлении. Как только они отплыли от Дартмута и начали осторожно пробираться вдоль извилистого побережья, держась спокойных заливов и бухточек, ожидая, когда наладится погода, до них дошли новости о том, что Ферфакс начал штурм города. Они все продолжали крутиться среди береговых скал, когда им стало известно, что Черный Том направляется к Торрингтону, где надеется перехватить сэра Ральфа Хоптона, которого ждал принц Уэльский вместо лорда Георга Горинга. Тот, в свою очередь, сделал вид, что болен, и уехал из страны, надеясь, что во Франции его ожидает много развлечений.