Изгнание из рая - [62]

Гриша не решался объяснять Дашуньке свою свекловичную эпопею ни дома, ни заочно по телефону. Поэтому очень обрадовался, натолкнувшись на картонный ящик. Вот где было его спасение! На окне веранды валялся плоский столярный карандаш с толстым грифелем, Гриша схватил его, подбежал к ящику, начал выбирать самое приметное место на нем. Самое приметное было сверху, посредине. Но там уже все занимали огромные красные буквы, складывающиеся в слова: «НЕ КАНТОВАТЬ. БОИТСЯ СЫРОСТИ». Гриша решил пристроиться возле «БОИТСЯ СЫРОСТИ», но не прятался под ним, а залез наверх и написал с лаконизмом, которому мог бы позавидовать сам Юлий Цезарь: «Я на свекле. Ц.Г.». Последние две буквы следовало понимать: «Целую. Гриша».

Когда на рассвете он приехал домой, Дашуньки уже не было, а над «Не кантовать» стояло: «Я — на фермах. Ц.Д.». И тут «Ц.Д.», разумеется, вовсе не означало цедильник, а только: «Целую. Дашунька».

Так оно и пошло:

«На свекле. Ц.Г.».

«На фермах. Ц.Д.».

«На свекле. Ц.Ц.Г.».

«На фермах. Еще Ц.Д.».

Исписали «Боится сырости», исписали «Не кантовать», добрались и до «Не бросать», а только в их посланиях начали появляться некоторые несоответствия. Если Гриша каждый раз добавлял по одной букве Ц и довел их уже до четырех (то есть: целую, целую, целую, целую), то Дашунька дальше одного Ц вообще не пошла, потом стала употреблять словечко «еще» (то есть: «еще целую»), потом прибегла к обороту, уже и вовсе неблагоприятному «не Ц.Д.» — то есть: не целую, а еще дальше просто отписывалась: «на фе…»

Семья цементировалась, можно сказать, в одностороннем порядке. Поцелуев с одной стороны становилось больше и больше, а с другой стороны они исчезали совсем и вообще… Вы скажете: тут неминуем конфликт. Но разве же возможен такой примитивный (к тому же сотни раз описанный в халтурных книгах) конфликт в обществе, где впервые в истории человечества наконец удалось достичь гармоничного сочетания общественного и личного, где женщина терпеливо ждет мужа с самых затяжных собраний и самых нудных заседаний (малых деток к сердцу прижимает), а муж еще терпеливее ждет свою общественно-активную жену со свекловичного звена или из длительных поездок для обмена передовым опытом (малых деток к сердцу прижимает). Да и еще: у Григория Левенца и Дарины Порубай, как это доказала недавняя демографическая комиссия, плодотворно поработавшая в райцентре, детей еще не было, стало быть, не было чего прижимать к сердцу тому или другому члену семьи, пока тот или иной член семьи покончит со своими трудовыми обязанностями и прибудет наконец в общий и такой дорогой для обоих (обоих? обоих?) дом и в лоно семьи.

Ученые классифицировали бы это так: стандартная ситуация. А про стандартные ситуации романов не пишут. Но скажите кому-либо из женщин, что она — стандартная. Что будет? Выцарапает вам глаза. А если скажете мужчине? Мужчине это все равно. Для мужчины самое главное, чтобы его любила женщина.

Вот так незаметно мы перешли от свеклы к женщинам, но это только словесный обман, потому что женщины никуда не убегут, а свеклу нужно копать и вывозить на сахарные заводы, чтобы там поскорее перерабатывать и получать сахар, который вреден только для пенсионеров, а для остального человечества необходим так же, как хлеб и вода, потому и называется: углевод. Разумеется, автор, еще с молодых лет усвоив теорию о роли личности в истории, а также зная известную народную мудрость о том, что без одного попа вода освятится, не имел никакого намерения придавать чрезвычайный вес личному участию Григория Левенца в «свекловичной жатве». В самом деле: что может сделать один человек? Техника у нас есть? Есть. Передовая? Передовая. Энтузиазм имеется? Имеется. Трудовых масс маловато? Бросим на помощь труженикам полей учеников. Пошлем из городов шефов, студентов.

Потому и неудивительно, что Гриша Левенец оказался на свекловичном комбайне производства днепропетровского завода.

Но вот тут и сказалась вся нестандартность ситуации, в которую попал Гриша. Получалось, что одно дело копать свеклу, когда ты просто механизатор, и совсем другое, когда ты уже председатель сельсовета. Знал же Гриша в прошлом и в позапрошлом годах, что свеклокомбайн выкапывает не все корни, кое-что теряется. Такова его техническая особенность. Механизатор воспринимал эту техническую особенность как нечто посланное чуть ли не с неба, не удивлялся, не возмущался, не употреблял вводных слов и предложений, вспоминая конструкторов и производственников. Садился на комбайн и копал свеклу. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю.

Но Григорий Левенец сегодня уже не просто механизатор, дорогие товарищи! И свекла для него не продукт сельскохозяйственного производства, а политический фактор. Свекловичный корень, который не выкапывает рядовой механизатор, — это мертвая субстанция, побочный продукт, не зарегистрированный ни статистикой, ни общественным мнением (что с воза упало, то пропало), а корень, сознательно оставленный в земле председателем сельсовета (пускай даже и из-за несовершенства техники), — это безобразие и, если хотите, преступление!