Изгин - [4]

— У человека есть слабость: когда он разучится делать своё дело, начинает поучать других. — Это сказал Залгин, редкий среди нивхов грубиян, не признающий разницы ни в возрасте, ни в положении. Товарищи не любили его за это, но держали в бригаде: работал как нартовая собака.

Вокруг раздалось: «Ш-ш-ш-ш». Это на Залгина. А Изгин надел потрёпанную оленью шапку и гордо вышел. Через час молодые рыбаки стояли на берегу — тянул слабый отлив. Рыбки, резвясь, выпрыгивали из воды и, сверкнув жирными брюшками, возвращались в родную стихию. Рыбаки оживлённо говорили о чём-то, резко жестикулировали. Всё это Изгин видел из окна своего дома. А поздно вечером, когда рыбаки вернулись с рыбалки, использовав только один отлив, мимо прошёл старик Изгин. Он шагал с независимым видом: руки заложены за спину, голова запрокинута, будто старая шапка вдруг настолько отяжелела, что оттягивала её назад.

— Дедушка, — донёсся до него виноватый голос Залгина.

Изгин даже не обернулся.

— Дедушка, а дедушка! — слышится глухой, хриплый голос.

Это обращается уже бригадир. Ну что ж. Ему можно ответить.

Молодые рыбаки окружили старика.

— Дедушка, бригада просит извинить Залгина. — Это сказал бригадир.

— И ещё, дедушка, я уже третий сезон бригадиром, а нет-нет да и ошибусь с этим проклятым течением. Научите меня совсем не ошибаться.

Изгин внимательно посмотрел на Латуна, потом перевёл суровый взгляд на Залгина, стоявшего с опущенной головой. Видно, здорово ему досталось от друзей. Старик глубоко и спокойно вздохнул. Примирение состоялось. Кто теперь посмеет сказать, что Изгин никому не нужен! Человек — он всегда людям нужен. Пусть он будет инвалидом или глубоким старцем — он нужен людям.

Напротив дома Изгина — тонь. Её так и называют — Изгинская. Когда здесь мечут невод, старик выходит из своего жилища, становится около питчика, который с помощью деревянного кола регулирует замёт и натяжение невода, и вслух даёт оценку замету. А увидев, как прибрежной струёй выносит начало невода, кричит:

— Смотрите, люди! Бригадир выставил пузо! Видно, слишком много рыбы вошло в невод. Видно, не под силу бригаде притонить его. И бригадир, жалеючи людей, загородил рыбе вход в невод!

Питчик пробежками пытается исправить оплошность бригадира, но замёт, считай, пропал.

Изгина недолюбливали за его острый язык и старческую настырность. Но он относился к той категории людей, которые всегда бывают правы. И потому его уважали. Колхозное начальство считалось с его мнением, но решило, что будет лучше, если держаться от него подальше: уж очень откровенно говорит Изгин о самых неприятных вещах в работе и поведении членов правления и председателя колхоза. Рядовые же колхозники поддерживали его — пусть говорит.

Но с годами боевой дух старика истощался. А последнюю зиму он пережил с трудом. Почти не вставал с постели. Мучил старый, как он сам, недуг — ревматизм. А тут ещё заболел воспалением лёгких и чуть не ушёл в Млых-во — селение усопших. Поднялся только весной. Летом мало общался с сородичами. Лишь изредка спрашивал: не слышно, приедет ли нынче поэт?

По селению уже не ходили его остроты. Не докучал бригадирам своими замечаниями…

— Угомонился, — говорили одни.

— Как бы нынче не того… — шептали другие.

Вот уже третий год колхоз застраивается новыми домами. Посеревшие от времени старые избы были возведены ещё руками Изгина и его сверстников. Они отслужили своё, и колхоз построил новый посёлок чуть выше прежнего. Старые же дома разобрали на нё — амбары для хранения юколы.

Нынче летом последние семьи въехали в новые дома. Изгин же ни в какую не соглашался покинуть своё старое жильё. Его дом теперь стоял оторванно от пахнущих смолой коттеджей. Колхоз слегка починил жилище старика. На этом от него отстали.

Последнее лето Изгин отдавался своим давним желаниям. А эти желания, как больные птицы, не улетали далеко. В мае он ждал наступления июня — месяца хода горбуши. В июне с нетерпением ожидал хода кеты, который бывает в конце августа. Он заготовил много юколы и всё роздал сородичам. Односельчане удивлялись его беспечности: себе-то не оставил…

И опять по селу пополз шёпот:

— Пожалуй, нынче он того…

С особым нетерпением старик ждал наступления зимы. Бывает такое. Справится человек со своими насущными делами и однажды ловит себя на мысли: дела поменьше и не очень важные закончены, а главное, большое ещё далеко впереди. Сделать бы его сейчас, да нельзя — не время. Остаётся одно — мучить себя изнурительным ожиданием.

Изгин уже давно закончил приготовления к зиме. И теперь скучал от нечего делать и ругал себя за его непоспешность. Старик открывал дверь. Та выводила скрипучую песню, которая вползала в его душу и тяжёлой печалью растекалась в ней. Открывалась дверь и вместе со светом в глаза лезли старые, никому не нужные лодки. Их даже на дрова никто не порубит. Пропитанные насквозь солью, они способны только тлеть, испуская едкий дым.

А ведь когда-то и их водили пузатые и деловитые мотодоры. Наполненные живой сельдью, они важно подходили к приплоткам, где их радостно встречали сортировщицы и шумная ребятня. Когда-то и с ними заигрывали волны, плескались вокруг них и играючи прикасались к ним щёчками.