Избранный - [61]

Рабби Цвек замялся.

— Я в лавке, — весело произнес он, — от покупателей отбоя нет. А к тебе ездит Белла. Вернешься домой, вот и повидаемся.

— Что там делает эта сука?

Рабби Цвек притиснул трубку к уху, но тетя Сэди всё равно услышала словцо и пожала плечами.

— Отпуск, — произнесла она одними губами.

— Отпуск, — практически выкрикнул рабби Цвек. — Вообрази, — добавил он, — твоя тетя Сэди взяла отпуск. — Он хихикнул.

— И где она сейчас? — спросил Норман.

— Внизу. В лавке. Я побежал звонить тебе. Она с Беллой.

— Почему ты ко мне не приезжаешь? — снова спросил Норман.

Рабби Цвек вздохнул.

— Сказать по правде, — начал он, и это была полуправда, — мне тяжело. Ехать долго, да и место неприятное.

— Думаешь, мне тут нравится? — проговорил Норман. — Тут жуткая грязища. Уж могли бы хоть иногда вымыть пол. Они тут кишмя кишат.

Тетя Сэди заметила, как рабби Цвек побледнел.

— До свидания, до свидания, — тревожно прошептала она.

Рабби Цвека охватила беспомощность. Он недоумевал, почему симптомы Норманова недуга вдруг ни с того ни с сего вернулись. Он не нашелся что ответить и нервно засмеялся. Но на душе у него было тяжело, и щипало глаза.

— Ничего смешного, — разозлился Норман. Страх за отца утих, и он снова вспомнил извечную свою тревогу. — Все жалуются, — продолжал он. — Один пациент даже взбунтовался. Не ложится в кровать, потому что простыни грязные. Всю ночь сидит на стуле. Может, я к нему присоединюсь. — Этого аргумента Норману показалось недостаточно: нужно было придумать что-то более веское. — Если они не примут никаких мер, взбунтуется вся чертова палата!

Рабби Цвек поморщился. Ему хотелось бросить трубку и расплакаться. Он на мгновение рассердился, что сын вынужден обитать в такой грязи, и решил написать гневное письмо руководству больницы. Он охотнее поверил бы Норману, чем признал, что тот нездоров. Но рабби Цвек понимал, что грязные простыни — такая же выдумка, как серебристые рыбки. А потакать безумию Нормана он не мог.

— Все образуется, — слабо проговорил он. — Вот увидишь, через несколько дней всё образуется. Через несколько дней я приеду тебя навестить. А теперь иди ляг. Тебе нужно поспать.

— Господи Иисусе, — воскликнул Норман, — ты всё о том же. Почему бы вам просто не усыпить меня, да и дело с концом.

— Норман, Норман, — взмолился рабби Цвек.

— Папа, — тихо ответил Норман, — забери меня отсюда.

— Я приеду. Я приеду. Через несколько дней я приеду, — пообещал рабби Цвек. — Я всё улажу. Я поговорю с доктором. Тетя Сэди меня зовет, — нашелся он наконец, поскольку продолжать было невыносимо. — Мне надо идти. Через несколько дней я приеду к тебе.

— Если хочешь, — беспомощно отозвался Норман. — Скажи Белле, чтобы привезла мне одежду, — добавил он, уверившись, что дома ничего не стряслось, у него просто разыгралось воображение, а значит, и бежать незачем. Но костюм никогда не помешает.

— Я ей скажу, — пообещал рабби Цвек. — Она завтра приедет. Береги себя, — добавил он. — Скоро увидимся.

— Не волнуйся, пап, — сказал Норман. — До свидания.

Рабби Цвек положил трубку и осел на стуле.

— Я же тебе говорила — не нужно звонить. Вон ты как расстроился.

— Он всё тот же, — простонал рабби Цвек. — Точно тот же. Тогда что они там делают? — с горечью добавил он. — Ну, хотя бы за меня он больше не беспокоится. Уже что-то.

— Тебе нужно поспать, — сказала тетя Сэди. — Тебе нужно отдохнуть. Не будешь отдыхать — не поправишься. Идем. Я уберу подушки.

Она помогла ему лечь в постель. Рабби Цвек взял ее за руку.

— Сэди, — произнес он, — я очень долго думал. Да, я обещал Саре, упокой Господи ее душу. Но я не вечный. Я это понимаю. Бедная Сара не понимала. Думала, что поправится. Помнишь, как мы планировали отпуск? Бедная Сара. Но я-то всё понимаю. Сколько я еще проживу, Сэди? Один приступ уже был, вдруг будет другой?

— Не говори так, — возразила Сэди.

— Послушай. — Он стиснул ее руку. — Я вот что думаю. — Он примолк, выпустил ее кисть и уронил руку на пуховое стеганое одеяло. — Я хочу видеть мою Эстер.

Тетя Сэди обрадовалась его желанию; жалко лишь, что ему понадобилось заболеть, чтобы оставить свою гордость, подумала она.

— Я напишу ей, — пообещала тетя Сэди. — Ты поспи, а я напишу ей записку. И она скоро придет. Будет тебе радость. — Она улыбнулась и укрыла его до подбородка.

— Ты так добра ко мне, Сэди, — сказал он. — Я посплю.

Она тихонько прикрыла дверь. Она немедленно напишет Эстер. Сэди молилась, чтобы та застала отца в живых.

Когда Норман вернулся в отделение, уже накрывали обед. Есть ему не хотелось; белые всегда отбивали у него аппетит. Но притвориться, будто он ест, было необходимо, чтобы медбратья ничего не заподозрили. Иногда им с Министром удавалось переложить свои порции на тарелки других пациентов, которые хоть и лишились всего остального, однако же не утратили примитивного, грубого аппетита. Министр всё еще спал. Медбрат окликнул его, и Норман подошел к его кровати. Он хотел разбудить его мягко, поскольку знал, какие страхи сопровождают его пробуждение.

— Министр, — прошептал он, — пора обедать.

Он произнес это, чтобы Министр не подумал, будто его будят с какой-то другой целью. Министр повернулся к нему. Он уже проснулся и со страхом ждал грядущего визита. Министр устало поднялся с кровати.