Избранный - [56]

Доктор расстегивал на отце пижаму, и Белле вдруг сделалось неловко. Она заботилась о нем, ухаживала за ним одетым, но обнаженный он превращался в мужчину, ее отца, и она вышла из комнаты из уважения к его праву на тайну. Ждать в коридоре ей пришлось долго. Наконец появился доктор, и Белла спросила шепотом:

— Как он?

— У него был небольшой сердечный приступ, — ответил доктор Джейкобс. — Сейчас он спит и, если будет себя беречь, непременно поправится. Но он должен очень себя беречь. Минимум месяц постельный режим. Вообще не вставать. Следующий приступ может быть гораздо хуже. Кстати, сколько лет вашему отцу?

Белла никогда не задумывалась, сколько лет ее родителям, а потому могла только догадываться о возрасте отца. О прожитых годах спрашивают, лишь когда человек при смерти: друзья оценивают, достаточно ли он пожил, а доктора невозмутимо приписывают его уход естественным причинам.

— Вы сумеете о нем позаботиться? — спросил доктор Джейкобс. — Ему потребуется круглосуточный уход. Я, конечно, могу отправить его в больницу, но, учитывая, что вы сейчас ездите к Норману, у вас совсем не останется времени.

— Я попрошу тетю Сэди, — ответила Белла.

Доктор Джейкобс помнил тетю Сэди со времен смертельного недуга миссис Цвек. Его пугали ее сноровистость и сердечность, однако же он согласно кивнул.

— Если тетя Сэди согласится, то, конечно, лучше, чтобы за ним ухаживал кто-то из родных.

После всего, что случилось с Норманом, Белла считала иначе, однако же спорить не стала.

— Кстати, как дела у Нормана? — спросил доктор Джейкобс.

— Ему лучше, — ответила Белла; бессмысленная фраза. Белла уже не понимала, что лучше, что хуже для самого Нормана.

— Очередное беспокойство для вашего отца, — сказал доктор Джейкобс. — Как вы думаете, скоро его выпишут?

— Еще три недели, а там как решат врачи. Я ничего не знаю, — промямлила Белла.

— Что за скверная история с Норманом. А вы всегда были такой хорошей дочерью, — заметил доктор Джейкобс.

От его сочувствия Белле стало еще жальче себя и отчего-то захотелось уйти.

— Он правда поправится? — спросила она. — Я имею в виду отца.

— Как я и говорил, если не будет перенапрягаться, непременно поправится. Но в лавке ему больше работать нельзя, да и в целом нужно себя поберечь. Вот рецепт. Я написал, что делать. Завтра утром зайду.

Белла проводила доктора, радуясь, что отец спит. Ей нужно было время, чтобы понять, как при отце относиться к его болезни. Она подумала позвонить Норману, написать Эстер, но то и другое было бессмысленно, и в Белле, как прежде, вскипела злость, что приходится в одиночку нести это бремя. Разумеется, была еще тетя Сэди, но та, несмотря на всю свою доброту, получала удовольствие от чужой болезни. Вдобавок Белла недолюбливала тетю Сэди, потому что видела свое сходство с ней. Обе семейные праведницы, к которым из-за их достоинств относятся с подозрением, которыми вечно пользуются и на которых сердятся за то, что из-за них прочие члены семьи чувствуют себя виноватыми, поскольку не исполняют свои законные роли. Но так она хотя бы не останется один на один с отцом, и Белла обрадовалась, поскольку, столкнувшись с его болезнью, таким телесным и таким интимным делом, она вдруг стала его робеть. Да, всё-таки хорошо, что тетя Сэди приедет.

Сэди была свояченица рабби Цвека, младшая сестра Сары. Она никогда не была замужем. Брачные годы ее пришлись на Великую войну[21], в течение которой Сэди училась на сестру милосердия и на добровольных началах трудилась в госпиталях. Многие молодые люди добивались ее руки, но для нее не было ничего важнее службы. После окончания войны она продолжила работать: нанималась в частные сиделки. Она с головой погрузилась в работу, не замечая, что шансы выйти замуж потихоньку тают, и лишь когда другие окончательно вынесли ей приговор сочувственными фразами — «жаль, что ты так и не вышла замуж», — Сэди осознала, что рассчитывать больше не на что.

Но Сэди ничуть не походила на старую деву. С первого же взгляда на ее сберегательную книжку становилось ясно, что в жизни ее есть и другие занятия помимо профессиональных. Точнее, эти другие занятия имели косвенное отношение к профессиональным, поскольку граница между профессиональным и личным иногда очень кстати бывает тонка. Ей частенько завещали средства «в память о внимании и заботе» старые вдовцы, которые умирали у Сэди на руках — вернее, в ее объятиях. В общении с пациентом рано или поздно наступает момент, когда купаешь и кутаешь его в одеяло уже не совсем как сиделка; да и кто лучше Сэди сумел бы согреть последние дни умирающих.

К рабби Цвеку Сэди пришла в белом пальто. Оно придавало ей уверенности, вдобавок Сэди надеялась, что оно вселяло уверенность и в пациентов.

— Ну и где тут наш неслух? — С этими словами она протопала в комнату рабби Цвека.

Он не спал, выглядел бодро и очень ей обрадовался. Сэди села на кровать, взяла его за руку, он гладил ее ладонь, удивляясь, что так счастлив ее видеть. Она совсем не походила на Сару, а потому и не вызвала у него тревожащих воспоминаний. Сэди чмокнула его в лоб.

— Съезди к Норману, — попросил он.