Избранные труды - [287]

В последней главе первого раздела (общей части) Уложения «О пространстве действия постановлений сего Уложения» содержатся положения о действии норм Уложения на российских подданных в пределах государства и вне его пределов и на иностранцев, в пределах государства находящихся.

Особенная часть Уложения (разделы II–XII) представляет собой казуистическое описание признаков множества преступлений (ст. 182–2224). Приведу лишь названия разделов Уложения: «О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений» (раздел 2), «О преступлениях государственных» (раздел 3), «О преступлениях и проступках против порядка управления» (раздел 4), «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» (раздел 5), «О преступлениях и проступках против постановлений о повинностях государственных и земских» (раздел 6), «О преступлениях и проступках против имущества и доходов казны» (раздел 7), «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния» (раздел 8), «О преступлениях и проступках против законов о состояниях» (раздел 9), «О преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц» (раздел 10), «О преступлениях против прав семейственных» (раздел 11), «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц» (раздел 12).[798]

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных продолжало действовать вплоть до Октябрьской социалистической революции 1917 г., хотя, конечно, за эти годы подверглось существенным изменениям, определившим три новые редакции Уложения (1857 г., 1866 г., 1885 г.).

Современники в целом критично оценивали Уложение, прежде всего в связи с его казуистичностью и недостаточно совершенной законодательной техникой.[799] Одна из целей, которую преследовали составители Уложения, отмечал профессор Н. Д. Сергеевский, заключалась в том, чтобы «предусмотреть все возможные в практике отдельные конкретные случаи. На этом пути, вместо того, чтобы дать общие положения, выраженные в ясных, достаточно широких формулах, и затем предоставить судье приложение их к отдельным случаям, составители, забывая бесконечное разнообразие явлений действительной жизни, думали предусмотреть и перечислить все отдельные случаи в области преступных деяний так, чтобы судья находил в кодексе готовое определение на каждый отдельный факт со всеми его конкретными особенностями. В результате получилось огромное число статей, образовался такой объем Уложения, который делает невозможным его точное изучение. Цель же составителей не была, да и не могла быть достигнута: предусмотреть все бесконечное разнообразие конкретных случаев жизни нет никакой возможности; чем казуистичнее Уложение, тем больше окажется в нем в действительности пропусков».[800] Н. С. Таганцев отмечал также «формальное противоречие отдельных постановлений, отсутствие начал и учений, действительно общих всему Уложению».[801]

Однако при всех недостатках Уложения, его принятие имело большое значение как для дальнейшего развития уголовного законодательства, так и для развития науки уголовного права в России.[802] Оно повлекло за собой подготовку многочисленных комментариев;[803] все учебники уголовного права, выходящие в России во второй половине XIX – начале XX в., основывались на анализе положений, содержащихся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных.

Криминалисты того времени находились под значительным влиянием идеалистической философии Гегеля. «В гегельянстве, – отмечал Г. С. Фельдштейн, – не могло не привлекать наших ученых и то, что оно обращалось прежде всего к исследованию развития существующего, отодвигая на задний план его критику и изменение, и провозглашало разумность действительного в ту пору, когда движение вперед было фактически невозможно».[804] Эту же особенность научных разработок данного периода подчеркивает профессор М. М. Исаев: «Убежденность николаевского правительства в том, что надо лишь приводить в порядок действующее, хотя бы и устарелое законодательство, а не исходить из «чистых умозрительных начал» (т. е. прогрессивных идей XVIII в.), находила поддержку и в теориях российских ученых – юристов-гегельянцев. Эти криминалисты-гегельянцы писали, что «истинная наука уголовного права» имеет единственной своей задачей «уразуметь действительность».[805] Наиболее авторитетными представителями этого направления были профессор Московского и Санкт-Петербургского университетов П. Г. Редькин и профессор Харьковского университета А. И. Палюмбецкий.

Развивается историко-философское направление в изучении уголовного права (И. Н. Данилович,Г. С. Гордиенко, Д. М. Семеновский, А. С. Жиряев, П. Д. Колосовский, А. П. Чебышев-Дмитриев) и историко-сравнительное направление (П. И. Дегай, А. Д. Любавский). Среди опубликованных научных трудов того времени можно выделить работы С. И. Баршева «О мере наказаний» (М., 1840) и «Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях» (М., 1841), «О преступном действии по русскому допетровскому праву» А. П. Чебышева-Дмитриева (Ученые записки императорского Казанского университета. 1862. Т. 1), «О стечении нескольких преступников при одном и том и том же преступлении» А. С. Жиряева (Дерпт, 1855), «Прикосновенность к преступлению» Н. Полетаева (журнал Министерства юстиции. 1862. Т. 14. Кн. 10), «О предумышленном и непредумышленном убийстве» К. К. Арсеньева (Журнал Министерства юстиции. 1861. Т. 10. Кн. 10. Отд. 1) и др.