Избранные труды - [207]

УК в новой редакции отказался от традиционного трехчленного деления уголовных деяний на преступление, проступок и правонарушение. Дается двучленная классификация – преступление (Verbrechen) и проступок (Vergehen). Часть прежних нарушений декриминализирована, часть перешла в разряд уголовных проступков. § 12 устанавливает:

1. Преступлением является противоправное деяние, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы от одного года и выше.

2. Проступками являются противоправные деяния, за которые предусмотрены краткие сроки лишения свободы или штраф.

Возможны три основных варианта законодательной конструкции дефиниции преступления – формальная, псевдоматериальная и материальная. Формальная дефиниция называет только два признака преступления – противоправность и наказуемость: «Преступно то, что объявлено законом наказуемым». Строго говоря, такая дефиниция определением не является. Она заключает в себе логически замкнутый круг: преступно то, что противоправно и наказуемо, наказуемо то, что преступно. Порочность такого формального определения очевидна и для самих западногерманских правоведов. Так, Р. Маурах писал: «Преступление есть то, что действующим правом объявляется преступлением. Но почему это случается, остается открытым. Для метаюридического, социально-этического содержания преступления, как представляется, это определение ничего сказать не хочет и не может. Именно поэтому поднимается вопрос о возможности и необходимости дать материальное, раскрытое позитивным правом понимание сущности преступления».[951]

Попытки «материализовать» понятие преступления и конкретные составы были впервые в Германии предприняты нацистским уголовным правом. Нацистское нормотворчество часто демагогически оперировало категориями типа «народ», «народный дух», «народные идеи» и проч.

Псевдоматериализация понятия преступления была предпринята сторонниками так называемого неоклассического учения о преступлении и приверженцами финального учения. Основоположник последнего Г. Вельцель и его многочисленные последователи широко пользовались «социально-этическими» понятиями «социальной вредности преступления», его «социальной упречности» и т. д.[952]

Г. Ешек, преодолевая, как он полагает, ограниченность финального учения о преступлении, определяет преступление как социально вредное деяние. Социально вредным деяние становится тогда, когда оно «касается отношений индивида к его окружению и когда осуществление этого поведения затрагивает интересы этого окруже ния».[953] Для «материализации» понятия преступления Г. Ешек широко использует такие категории, как «правовое государство», «правовое общество», «основы доверия людей в обществе» и т. п. Правильно критикует такую позицию Н. В. Лясс: «Социальное понятие действия является внеисторическим надклассовым понятием. Внутренняя противоречивость его состоит в том, что аморфный критерий социальной вредности, предлагаемый Ешеком, «отношение индивида к его окружению», не раскрывает, а вуалирует действительное содержание действия как структурной основы преступления»[954].

Последнее время все большее распространение получает в ФРГ и зарубежных государствах Европы – Австрии, Италии, Швейцарии – возникшая в 20-х годах текущего столетия так называемая неоклассическая школа. Она исходит, как считают, из телеологического понятия преступления, т. е. связывает его дефиницию с функциями признаков преступления и уголовного права в целом. По мнению Г. Ешека, в неоклассическом учении о преступлении немецкая наука достигла высшей ступени своего развития и приобрела международное значение.

Преступное действие по неоклассическому учению не просто акт воли и каузальный процесс, но социальное действие, «социальный феномен в его активной направленности на социальную действительность». Признак преступления «соответствие составу» понимается им не только по объективным элементам преступления, но и по субъективным с включением, например, мотивов. Противоправность трактуется не как формальная, а как материальная противоправность, понимаемая как социальная вредность деяния. Если нет нарушения интересов, то нет и противоправности. Состав не просто состав закона, описание в законе признаков преступления, а «состав неправды». Состав не стоит рядом с противоправностью, но выполняет функции закрепления в законе признака противоправности. Вина и противоправность являются материальными признаками преступления. Вина понимается как волевой процесс против обязанностей поступать правомерно, по классической формуле вины Франка: «Запрещенное поведение тогда виновно, когда ему можно сделать упрек за то, что оно последовало».

Как нетрудно заметить, неоклассическое учение о преступлении стремится преодолеть нормативизм и формализм классического учения о преступлении. Но из-за методологических пороков, прежде всего внеисторизма и надклассовости, оно может оцениваться лишь как «попытка с негодными средствами».

Предлагаемая и финалистами, и неоклассиками «материализация» понятия преступления суть лишь псевдоматериализация. Она не раскрывает подлинных социально-классовых основ преступления. В буржуазном обществе представления о социально-этичном во многом диаметрально противоположны у классов-антагонистов – рабочего класса и класса буржуазии. Это начали понимать и сами западногерманские правоведы. «В капиталистическом обществе, – пишут М. Бауерманн и М. Хофферберт, – право служит защите центрального института буржуазного общества – капиталистической частной собственности»