Избранные стихотворения и проза - [46]

Пускай огнедышащие горы шлют против меня свой старый

огонь,

Пускай мастодонт укрывается под истлевшими своими

костями,

Пускай вещи принимают многообразные формы и удаляются

от меня на целые мили,

Пусть океан застывает зыбями и гиганты-чудовища лежат в

глубине,

Пускай птица-сарыч гнездится под самым небом,

Пускай лось убегает в отдалённую чащу, пускай змея

ускользает в лианы,

Пускай пингвин с клювом-бритвой уносится к северу на

Лабрадор, —

Я быстр, я всех настигаю, я взбираюсь на самую вершину

к гнезду в расселине камня.

32

Я думаю, я мог бы жить с животными, они так спокойны

и замкнуты в себе,

Я стою и смотрю на них долго и долго.

Они не потеют, не хнычут о своём положении в свете,

Они не плачут по бессонным ночам о грехах,

Они не изводят меня, обсуждая свой долг перед богом,

Разочарованных нет между ними, и никто из них не страдает

манией стяжания вещей,

Никто ни перед кем не преклоняет коленей, не чтит подобных

себе, тех, что жили за тысячу лет;

И нет между ними почтенных, и нет на целой земле горемык.

Этим они указуют, что они мне сродни, и я готов принять их,

Знаменья есть у них, что они — это я.

Хотел бы я знать, откуда у них эти знамения,

Может быть, я уронил их нечаянно, проходя по той же

дороге в громадной дали времён?

Всё время идя вперёд, и тогда, и теперь, и вовеки,

Собирая по дороге всё больше и больше,

Бесконечный, всех видов и родов, благосклонный не только

к тем, кто получает от меня сувениры,

Выхвачу того, кто полюбится мне, и вот иду с ним, как

с братом родным.

Гигантская красота жеребца, он горяч и отвечает на ласку,

Лоб у него высок, между ушами широко,

Лоснятся его тонкие ноги, хвост пылится у него по земле,

Глаза так и сверкают озорством, уши изящно выточены,

подвижные и гибкие.

Ноздри у него раздуваются, когда мои ноги обнимают его,

Его тело дрожит от счастья, когда мы мчимся кругом и назад.

Но минута, и я отпускаю тебя, жеребец,

К чему мне твои быстрые скачки, если мой галоп быстрее

твоего?

Даже когда я сижу или стою, я обгоняю тебя.

33

Пространство и Время! теперь-то я вижу, что я не ошибся,

Когда лениво шагал по траве,

Когда одиноко лежал на кровати,

Когда бродил по прибрежью под бледнеющими звёздами

утра.

Мои цепи и баласты спадают с меня, локтями я упираюсь

в морские пучины,

Я обнимаю сиерры, я ладонями покрываю всю сушу,

Я иду, и со мной мои зрелища.

У городских четырёхугольных домов, в деревянных лачугах,

поселившись в лесу с дровосеками,

Вдоль дорог, изборождённых колеями, у застав, вдоль

высохших рытвин и обмелевших ручьёв,

Очищая от сорной травы лук на огородной гряде, или копая

пастернак и морковь, пересекая саванны, идя по

звериным следам,

Делая разведки, измеряя верёвкой стволы на новокупленном

участке земли,

Обжигая ноги горячим песком, таща бечевой мою лодку

вниз по обмелевшей реке,

Где пантера снуёт над головою по сучьям, где охотника

бешено бодает олень,

Где гремучая змея нежит под солнцем свою вялую длину на

скале, где выдра глотает рыбу,

Где алигатор спит у канала, весь в затверделых прыщах,

Где рыщет чёрный медведь в поисках корней или мёда, где

бобр стучит по болоту веслообразным хвостом,

Над растущим сахаром, над жёлтыми цветами хлопка, над

рисом в низменных, мокрых полях,

Над островерхою фермой, над зубчатыми кучами шлака, над

хилою травою в канавах,

Над западным персимоном[43], над кукурузой с длинными

листами, над нежными, голубыми цветочками льна,

Над белой и бурой гречихой (там я жужжу, как другие),

Над тёмною зеленью ржи, когда от лёгкого ветра по ней

бегут струйки и тени,

Взбираясь на горные кручи, осторожно подтягивая себя,

хватаясь за низкие, тощие сучья,

Шагая по тропинке, протоптанной в травах, или сквозь листву

кустарника,

Где перепёлка кричит между опушкой и пшеничным полем,

Где в вечер Седьмого месяца носится в воздухе летучая

мышь, где большой золотой жук падает на землю во тьме,

Где из-под старого дерева выбивается ключ и сбегает

в долину,

Где быки и коровы стоят и смахивают мух движеньем

дрожащей шкуры,

Где в кухне повешена ткань для сыров, где таганы

раскорячились на очаге, где паутина свисает

гирляндами с балок,

Где звякают тяжёлые молоты, где типографская машина

вращает цилиндры,

Где человеческое сердце в страшной судороге бьётся за

рёбрами,

Где воздушный шар, подобный груше, взлетает вверх (он

поднимает меня, я смотрю, не волнуясь, вниз),

Где лодочка привязана к шару крепкими морскими узлами,

где солнечный зной, как наседка, греет зеленоватые

яйца, зарытые в зыбчатый песок,

Где плавает самка кита, не отставая ни на миг от детёныша,

Где пароход развевает вслед за собой длинное знамя дыма,

Где плавник акулы торчит из воды, словно чёрная щепка,

Где мечется полуобугленный бриг по незнакомым волнам,

Где ракушки растут на его тинистой палубе, где в трюме

гниют мертвецы,

Где несут во главе полков густо усеянный звёздами флаг[44],

Приближаясь к Манхаттану по длинному узкому острову[45],

Под Ниагарой, что, падая, лежит, как вуаль, у меня на лице,

На ступеньке у двери, на крепкой колоде, которая стоит на

дворе, чтобы всадник мог сесть на коня,

На скачках, или на весёлых пикниках, или отплясывая джигу,

или играя в безбол,

На холостых попойках с похабными шутками, с крепким

словом, со смехом, с матросскими плясками,