Избранные стихотворения и проза - [47]

У яблочного пресса, пробуя сладкую бурую гущу, потягивая

сок через соломинку,

На сборе плодов, где за каждое красное яблоко, которое я

нахожу, мне надлежит получить поцелуй,

На военных смотрах, на прогулках по берегу моря, на

сходках у веялки, на постройке домов,

Где дрозд-пересмешник разливается сладкими трелями,

плачет, визжит и гогочет,

Где стог стоит на гумне, где разостлано сено, где корова

ждет под навесом,

Где бык уж идёт совершить свою мужскую работу, и жеребец

к кобыле, где за курицей шагает петух,

Где тёлки пасутся, где гуси хватают короткими хватками

пищу,

Где от закатного солнца тянутся тени по безлюдной,

безграничной прерии,

Где стадо буйволов покрывает собою землю на квадратные

мили вдали и вблизи,

Где пташка колибри сверкает, где шея долговечного лебедя

изгибается и извивается,

Где смеющаяся чайка летает у берега и смеётся почти

человеческим смехом,

Где улья стоят в саду, как солдаты, на бурой скамейке,

полузаросшие буйной травою,

Где куропатки, с воротниками на шее, уселись в кружок на

земле, головами наружу,

Где погребальные дроги въезжают в сводчатые ворота

кладбища,

Где зимние волки лают среди снежных просторов и

обледенелых деревьев,

Где цапля в жёлтой короне пробирается ночью к краю болот

и глотает маленьких крабов,

Где всплески пловцов и ныряльщиков охлаждают горячий

полдень,

Где кати-дид[46] играет свою хроматическую гамму над ручьём

на каштановом дереве,

По рощам лимонов, по грядам огурцов с серебряными нитями

листьев,

По солончаку, по апельсинной аллее или под остроконечными

елями,

Через гимназий[47], через салун[48] с занавесками, через контору

или через общественный зал,

Довольный родным и довольный чужим, довольный новым

и старым,

Радуясь встрече с некрасивою женщиною, так же как и с

красивою женщиною,

Радуясь, что вот вижу квакершу, как она шляпку сняла и

говорит мелодично,

Довольный пением хора в только что выбеленной церкви,

Довольный горячей речью вспотевшего методистского

пастора, сильно взволнованный общей молитвой

на воздухе,

Глядя всё утро в витрины Бродвея[49], носом прижимаясь к

зеркальному стеклу,

А после полудня шатаясь весь день по просёлкам или по

берегу моря с закинутым в небо лицом,

Обхватив рукою товарища, а другою — другого, а сам

посредине,

Возвращаясь домой с молчаливым и смуглым бушбоем[50]

(в сумерках он едет за мной на коне),

Вдали от людских поселений, идя по звериным следам или по

следам мокассинов,

У больничной койки, подавая лихорадящим больным лимонад,

Над покойником, лежащим в гробу, когда всё вокруг тихо,

всматриваясь в него со свечой,

Отплывая в каждую гавань за товарами и приключениями,

В шумной толпе, впопыхах, я такой же ветреный и горячий,

как все,

Готовый в ярости пырнуть врага ножом,

В полночь, лёжа без мыслей в одинокой каморке на заднем

дворе,

Блуждая по старым холмам Иудеи бок о бок с прекрасным

и нежным богом,

Пролетая в мировой пустоте, пролетая в небесах между

звёзд,

Пролетая среди семи сателлитов, сквозь широкое кольцо и

диаметр в восемьдесят тысяч миль,

Пролетая меж хвостатых метеоров и, подобно им, оставляя

за собою вереницу огненных шаров,

Нося с собою месяц-младенца, который во чреве несёт свою

полнолунную мать,

Бушуя, любя и радуясь, предостерегая, задумывая, пятясь,

выползая, появляясь и вновь исчезая,

День и ночь я блуждаю такими тропами.

Я посещаю сады планет и смотрю, хорошо ли растёт,

Я смотрю квинтильоны созревших и квинтильоны незрелых.

Я летаю такими полётами текучей и глотающей души,

До той глубины, где проходит мой путь, никакой лот не

достанет,

Я глотаю и дух, и материю,

Нет такого сторожа, который мог бы прогнать меня, нет такого закона, который мог бы препятствовать мне.

Я бросаю якорь с моего корабля лишь на короткое время,

Мои посланные спешат от меня на разведки или

возвращаются ко мне с донесениями.

С острой рогатиной я иду на охоту за тюленем и белым

медведем, прыгая через глубокие расселины, я

хватаюсь за ломкие синие льдины,

Я взбираюсь на переднюю мачту,

Я влезаю в бочонок для вахты,

Мы плывём по северному морю, много света кругом,

Воздух прозрачен, я смотрю на изумительную красоту,

Необъятные ледяные громады плывут мимо меня, и я плыву

мимо них, всё отчётливо видно вокруг,

Вдали беловерхие горы, навстречу им летят мои мечты,

Мы приближаемся к полю сражения, скоро мы вступим

в бой,

Мы проходим мимо аванпостов грандиозного лагеря, мы

проходим осторожно и медленно,

Или мы входим в большой и разрушенный город,

Развалины зданий и кварталы домов больше всех живых

городов на земле.

Я вольный стрелок, мой бивак у костров, что вторглись в

чужую страну,

Я гоню из постели мужа, я сам остаюсь с новобрачной,

И всю ночь прижимаю её к своим бёдрам и к своим губам.

Мой голос есть голос жены, её крик у перил на лестнице,

Труп моего мужа несут ко мне, с него каплет вода, он —

утопленник.

Я понимаю широкие сердца героев,

Нынешнюю храбрость и храбрость всех времён,

Как шкипер увидел разбитое судно, в нём люди, оно без

руля, и Смерть во всю бурю гналась за ним, как

охотник,

Шкипер пустился за судном, не отставая от него ни на шаг,

днём и ночью верный ему,

И мелом написал на борту: «Крепитесь, мы вас не

покинем»,

Как он носился за ними и лавировал вслед за ними, и