Избранные стихотворения - [7]

Я руку пожал бы ему, обратившись с приветом,

А после смотрел бы, как пыль оседает за ним.

Провидческим даром, увы, я владею убого,

Не в силах дознаться — кто первым с дороги сойдет.

И снова чеканщик швырнет в переплавку немного

Блестящих монеток, не пущенных им в оборот.

Перевод М. Калинина

xxiv

Если взялся ты за труд,

Торопись, дела не ждут.

Если ж здесь потребны двое,

Позови — и я с тобою.

Позови — и я приду.

Что же медлишь ты? Я жду.

Если же я в землю лягу,

То не сделаю ни шагу.

Да, теперь, пока я жив,

Я приду на твой призыв.

Так зови, да поскорее —

Мертвым не приду к тебе я.

Перевод Г. Бена

xxv

Год миновал с тех самых пор,

С той встречи: я и он

Борьбой решали шумный спор,

И я был побежден.

От первых проблесков тепла

И до ненастных дней

Роз Харланд на прогулку шла

Лишь с лучшим из парней!

Вновь лучший с ней, но в этот раз

Не первый из борцов…

Милее тот, кто жив сейчас,

Десятка мертвецов.

Всегда у Фреда всё честь по чести,

И глиняный дом обжит.

Идем сейчас с Роз Харланд мы вместе.

В могиле Фред лежит.

Перевод И. Поляковой-Севостьяновой

XXV

Промчался ровно год с тех пор,

Когда я встретил Фреда,

И дракой кончился наш спор:

Он одержал победу.

Промчалось лето, и за ним,

Уже порой осенней,

Элиза с другом дорогим

Гуляет в воскресенье.

Но этот друг — совсем не Фред;

К ней ходит на свиданья,

Кто жив и кто на склоне лет

Оставит завещанье.

Дом Фреда — средь надгробных плит,

Вокруг — земля сырая.

Покуда Фред лежит и спит,

С Элизой я гуляю.

Перевод Г. Бена

xxvi

Я год назад среди полей

Гулял с любимою моей,

А тополь, шелестя листвой,

Беседовал с самим собой:

«Гулять да целоваться им

Вольно — влюбленным, молодым;

Поженятся иль нет — придет

Возлечь на ложе их черед,

Но ей лежать в могильном сне,

Ему — с другой наедине».

И правда: в нынешнем году

С другой любимой я иду,

И тополь так же надо мной

Шуршит серебряной листвой;

Безмолвен я, но, может быть,

Удастся милой различить

В шуршаньи листьев без труда:

Не за горами день, когда

Лежать в земле могильной мне,

А ей — с другим наедине.

Перевод В. Резвого

xxvii

«А кони мои? Всё в поле?

И новой довольны травой?

На сбруе звенит колокольчик?

Я слушал его, живой».

— Всё то же здесь. Топчутся кони,

И упряжь звенит у всех,

Хоть ты и лежишь под землею,

Что твой бороздил лемех.

«В футбол еще все играют

Там, на речном берегу?

Стоит ли вратарь в воротах,

В которых я встать не могу?»

— Да, мяч высоко взлетает.

Игра горяча, как встарь.

Сейчас он летит в ворота.

Поймает его вратарь.

«Наверно, моя невеста

Не слишком счастлива там?

Рыдать устала, родная,

В подушку по вечерам?»

— О, ей в постели нетрудно.

Ложится она не рыдать.

Пожалуй, она довольна.

Спокойно ты можешь спать.

«А друг мой себе нашел ли,

Пока я тут сох и тлел,

Постель хоть немного мягче,

Чем я отыскать сумел?»

— О да, старина, на зависть

Постель себе выбрал я.

И счастлива в ней невеста.

Не спрашивай только, чья.

Перевод А. Кокотова

xxviii

Уэльские марши

Стены Шрусбери слегка

Обняла Северн-река:

Два моста через поток —

Путь на запад и восток.

Флаг зари придет сюда

Сквозь Английские врата —

Вечер кровью изойдет

Там, где путь в Уэльс ведет.

Там, где полегли полки

Возле матушки-реки,

Там, где вороны пьяны

Древним праздником войны,

Где Северн-река несла

Вниз на Билдвоз волны зла,

Где героев вечный сон,

В рабство взял меня Саксон.

Грохот битвы старше нас,

Он рожден в недобрый час —

Не утихнет голос слез

Над отчизной павших грез.

В сердце у меня жива

Эта скорбная глава:

Бьются запад и восток,

Всяк по-своему жесток.

Наступают там и тут,

Кровь и пот рекой текут,

Смертью пахнет каждый миг,

Каждый воин — мой двойник.

Никому не распороть

Эту сросшуюся плоть,

Боль и ненависть сердец:

Ну когда же нам конец?

Ну когда же я, забыв

Отчей горечи мотив,

Упокоюсь на века,

Чтоб простила мать-река?

Перевод А. Белякова

xxx

Не первый я. Многим хотелось

Зла больше свершить, чем смелость

Позволила бы. И что ж —

Вновь ночь, и бросает в дрожь.

Так, верно, и их, бывало,

То в холод, то в жар бросало,

И в больших, чем мой, умах

Желанья удерживал страх.

Их тоже трясло в ознобе,

В одном им еще подобен —

В постель я улягусь ту же,

Где нет ни жары, ни стужи.

Что в душной ночи исцелит?

С могильных не дует плит

На лоб мой. И сводят с ума

И пламя, и лед, и тьма.

Перевод А. Кокотова

xxxi

Лес на холмах обеспокоен,

Вот ветра сильного порыв

Подлесок складывает вдвое,

Метелью листьев реку скрыв.

Терзал всё тот же ветер гневный

Лес, окружавший Урикон, —

То древний ветер в гневе древнем,

Но новый лес терзает он.

Я вижу римского солдата,

Взошедшего на этот холм,

В нем та же кровь текла когда-то

И тех же мыслей был он полн.

Как ветер буйный рвется в небо,

Так бунтовала гордость в нем, —

О, род людской спокоен не был!

И тем же я горю огнем.

Пусть ветер складывает вдвое

Подлесок — скоро стихнет он,

Давно уж пыль мой римский воин

И сгинул грозный Урикон.

Перевод А. Кокотова

xxxii

Из света, тьмы, из неба

Двенадцати ветров

Я дуновеньем жизни

Внесен под этот кров.

Мне скоро в путь бескрайний —

Я только вздоха жду…

Дай руку мне, поведай

Про радость и беду.

Проси чего захочешь —

Скорей, пока я тут;

Двенадцать румбов ветра

Опять меня зовут.

Перевод С. Шоргина

xxxiv

Новая любовница

«Уйди, ты мне противен, не буду я твоей;

Туда, где ты сгодишься, уйди, уйди скорей,

А здесь ты мне не нужен, твоей не буду я», —