Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс - [34]

— Никогда не увидите вы этот оазис, — рассказывал бывалый охотник. — Нашел я его населенным зверями в год, что недавно уступил нынешнему. Сперва узнал дорогу, потом пошел по ней. Провел я там три дня совсем один, при небе пылающем. Гораздо лучше увидеть это место, чем слушать о нем. Я не боялся того оазиса, потому что я ловкий. Сперва я добыл огонь, сделал жертву всесожжения богам. Потом отдыхал, чтобы собрать силы, необходимые охотнику. Действовал я как змея пустыни, не боялся одиночества ночи.

— Верно, Кар, — восхищенно заметила Туанес, — ты действовал как змея пустыни.

— Ты царь слова, Кар, — чуть сдержаннее подтвердил Мериптах, в общем одобрявший умение друга подчеркнуть свое достоинство, что приличествует мужчине.

— Да, после был я награжден во дворце, — согласился Кар. — Вельможи восхваляли меня, а я нашел их знающими толк в охотнике. Я всегда умею поступить правильно, у меня острые глаза, два чутких уха, быстрые ноги, крепкие руки. Слушая голоса оазиса, я отгадывал его жителей, места, где они прятались.

— Кто же там живет, Кар? — торопила Туанес.

— Многие звери того оазиса ушли на Запад, в Страну мертвых. Ведь у меня были длинный лук, острые стрелы, — скромно пояснил Кар. — Дикого быка поразило копье мое, еще зайцев трижды по пять, страуса три, козлов четыре. Антилопам я счета не вел...

— Только и всего? — с деланным разочарованием произнес Мериптах, переведя взгляд на Туанес и любуясь отблеском в ее потемневших от ночи глазах.

— Не заблуждайся, Мериптах, — возразил Кар. — Один из этих дней, наступивши, дал мне множество приключений... Увидел я зверя: у него четыре ноги, голова птицы, два крыла, точно такие, как у сокола.

Мериптах напрягся от странного удовольствия, овладевшего им, и даже жестом или непрошенным движением опасался помешать рассказчику.

— Затем, — продолжал Кар, — я видел павианов, шумно приветствующих утреннего Рэ. Я, умный, успел завязать свой пояс узлом, ведь все знают, что это верный амулет, означающий жизнь. Еще успел я нарисовать на песке глаз Хора — такой, как показывал нам учитель, — символ благополучия... Затем увидел я змею пустыни. Она ела лягушек, что тут же родились из ила возле источника. Потом к воде пришли львица с головой ястреба, на конце ее хвоста рос лотос...

— О боги! — воскликнула Туанес, потирая ладонью магическое изображение глаза на своем золотом браслете.

Вдруг Кар схватил Мериптаха за руку и больно сжал ее.

— Что с тобой, Кар? — удивился скульптор, взглянув на побледневшего друга.

— Смотри, Мериптах, смотри, Туанес... — вполголоса заговорил Кар. Его крупное, обычно доброе лицо окаменело, темные глаза как-то отрешенно глядели вдаль. Мой отец в беде... Ему плохо сейчас, Мериптах! Плохо! Я чувствую это. Он кусает землю. Мне надо вернуться домой...

— Сейчас ночь, — сказал Мериптах. Волнение Кара невольно передалось и ему. — Подожди утра...

— Хорошо, Мериптах. Ты иди спать: сегодня ты много работал, да еще стирал белье — свое, Туанес, даже помог мне. Завтра тоже немалый труд у тебя... Смотри, Мериптах. А мы с Миу на заре — в путь... Иди спать, Туанес...

Кот услышал свое имя, открыл глаза, мяукнул и потянулся: он тоже поработал сегодня на славу, вытащил из зарослей не одну раненую стрелой хозяина утку, а для себя выловил у берега приличную рыбину. Он подполз к Кару и положил голову на его колено.

— Не спрашивай больше, Мериптах, спи. Увидимся дома... Сенеб!

— Сенеб, Кар!

5

...Шумный всплеск прервал сон Мериптаха. Он вскочил с тростниковой циновки и выглянул из шалаша: уже утро, его Туанес выходила из воды на берег.

Коричневая и точно отполированная ласковой рекой, она казалась золотистой в лучах рассвета. Высокие ноги с сильными бедрами ступали упруго, слегка погружаясь в мелкозернистый сырой песок.

Закинув за шею руки и склонив набок голову, Туанес старательно выжала воду из распущенных черных волос, обрезанных ниже плеч.

Синие глаза ее весело глядели на мужа. Тонкие брови слегка касались друг друга на переносице. Белозубая улыбка оттеняла ямочки на щеках и углубление на подбородке.

Удлиненное лицо казалось детским, да и вся она, такая маленькая и хрупкая, с туго подтянутым животом, выглядела совсем девочкой.

— Рэ! — восхищенно произнес Мериптах. — Когда появляешься ты в небе, ты делаешь это для Туанес!

Молодой скульптор был счастлив, но... Но счастье, как и произведение искусства, редко бывает совершенным. Двадцать пять лет сравнялось Мериптаху, девятнадцать — Туанес, а у них до сир пор нет детей...

Может, чем-то заслужили немилость Мут-Нечер, богини-матери?

— Сенеб, Мериптах! Будь здоров! — весело крикнула Туанес и побежала к нему, точно за ней гнались чудища из вчерашних рассказов Кара.

— Сенеб, Туанес, сенеб!

Мериптах нежно обнял жену и мозолистыми ладонями провел по ее влажному телу сверху вниз, сбрасывая прохладные капли на сухую землю. Будто вспомнив что-то, он вдруг нырнул в заросли высокой травы. Там, в квадратной яме, лежала завернутая в сырую ткань неоконченная статуэтка.

Вернувшись, он укрепил ее на плоском камне. Теперь он знал, чего недоставало скульптуре, а его пальцы, еще храня живую прохладу и свежесть тела Туанес, безошибочно лепили изгиб торса и отклоняли назад ровную спину.