Избранные речи - [19]

, несмотря на то, что он пришел последним. (21) И действительно, если теперь в деле подчинения своей страны фиванцы добились кое-каких успехов, то с точки зрения чести и славы это все – для них величайший позор. Ведь если бы не прошел Филипп, им, вероятно, ничего бы не досталось. Да этого они вовсе и не имели в виду; но им хотелось только взять Орхомен и Коронею, и поскольку они не могли этого сделать сами, им пришлось согласиться и на требования Филиппа. (22) Далее, относительно Филиппа некоторые решаются говорить, будто он и не хотел даже передавать фиванцам Орхомен и Коронею, а сделал это только по необходимости; им я отвечу на это: «Ну, и будьте здоровы!» Я же знаю, что это было для него, конечно, не так важно, как занять проходы, приобрести славу, будто война разрешилась только благодаря ему, и, наконец, лично самому устроить пифийский праздник. Вот это и было как раз то, чего более всего он добивался. (23) Что же касается фессалийцев, то в их расчеты не входило ни то, ни другое из этих дел – ни усиление фиванцев, ни усиление Филиппа (они понимали, что все это идет против них же самих), но они хотели взять на себя руководство Пилейской амфиктионией и делами в Дельфах, присвоить себе эти два преимущества, а в погоне за ними они помогли ему осуществить его цели. Вот так вы и найдете, что каждый, преследуя свои собственные выгоды, оказывался вовлеченным во многие действия, которых он вовсе и не имел в виду совершать. Но этого-то, этого как раз и надо остерегаться нам.

(24) «Так что́ же – по-твоему, значит, из боязни этих последствий мы должны исполнять чужие приказания?¹⁷ И ты это предлагаешь?» Ничуть не бывало! Но – чтобы в наших действиях не было ничего недостойного нас самих; чтобы не было войны; чтобы все признавали благоразумие нашего образа действий и справедливость наших заявлений, – вот как, по-моему, нам следует держать себя. Людям же, которые смело решаются пойти на любую опасность и не предусматривают возможности войны, я хочу в ответ привести такие соображения. Мы допускаем, чтобы фиванцы владели Оропом; а если бы кто-нибудь спросил нас, требуя сказать по правде: – «Ради чего?» – мы отвечали бы: «Для того, чтобы избежать войны». (25) Вот и Филиппу мы теперь по договору уступили Амфиполь; кардийцев¹⁸ оставляем оторванными от всех других херсонесских государств; карийцу¹⁹ позволяем захватывать острова Хиос, Кос и Родос, византийцам – задерживать торговые суда: все это, очевидно, потому, что спокойствие, доставляемое миром, приносит, на наш взгляд, более пользы, чем столкновения и споры из-за этих владений. Поэтому неразумно и прямо-таки безрассудно, находясь в таких отношениях со всеми и с каждым в отдельности из-за своих же собственных владений²⁰ и из-за предметов первой необходимости²¹, сейчас разом против всех начать войну из-за тени в Дельфах²².

VI Вторая речь против Филиппа

Введение Либания

(1) В этой речи оратор советует афинянам смотреть на Филиппа как на врага и не особенно полагаться на мир, но быть бдительными, внимательно следить за событиями и готовиться к войне. Он обвиняет Филиппа в тайных происках против афинян и всех вообще греков и находит подтверждение этого в его действиях. При этом он обещает дать ответ некоторым прибывшим послам, так как сами афиняне затрудняются насчет того, что им ответить. (2) Откуда они пришли и по каким делам, в этой речи не объясняется, но с этим можно познакомиться из «Истории Филиппа»¹. Дело в том, что в это именно время Филипп прислал к афинянам послов с жалобами на то, что они напрасно распространяют про него среди греков худые толки, будто он, надавав им много щедрых обещаний, обманул их. Он утверждает, что ничего не обещал и ни в чем их не обманул, и требует доказательств их обвинений. Одновременно с Филиппом прислали послов в Афины также аргосцы и мессенцы, обвиняя со своей стороны народ в том, что он поддерживает дружественные отношения с лакедемонянами и даже содействует им в порабощении Пелопоннеса, а им самим препятствует в борьбе за свободу. (3) Так вот афиняне и затрудняются с ответом как Филиппу, так и этим государствам: государствам этим они не могут дать объяснений относительно того, что имеют дружественные отношения с лакедемонянами и что недовольны и подозрительно относятся к сближению их с Филиппом, хотя сами и не могут дать оправдания действиям лакедемонян; Филиппу же не решаются сказать, что ошиблись в своих расчетах, но что, по-видимому, обмануты не им лично, так как Филипп ни в своих письмах не давал им никаких обязательств, ни через своих собственных послов ничего не обещал, но что некоторые из самих афинян обнадежили народ рассуждениями, будто Филипп пощадит фокидян и смирит спесь фиванцев. (4) Вот почему Демосфен, упомянув о необходимости ответов на это, обещает сам их дать, но тут же замечает при этом, что справедливо было бы требовать ответа у тех самых людей, которые создали эти трудности, – именно, у тех, которые, как он выражается, обманули народ и открыли Филиппу Пилы. Этими словами он намекает на Эсхина, подготовляя, как говорят, уже в это время свое обвинение против него в преступном посольстве, – то обвинение, которое позднее он и возбудил