Демосфен
Из третьей речи "Против Филиппа"
(Пер.С.И.Радцига)
Демосфен
(384-322 гг. до н. э.)
Демосфен - самый выдающийся из десяти "канонических" ораторов древней Греции. Он родился в 384 г. в Афинах; первое время был оратором-логографом (см. Лисия), но в середине IV в. до н. э., с началом македонской экспансии, он в противоположность Исократу выступает как политический оратор, представитель военной партии борьбы с Македонией; он отстаивает честь и независимость своей родины от македонской тирании. В четырех речах против македонского царя Филиппа ("Филиппиках") Демосфен призывает греков к сплочению, апеллирует к лучшему прошлому афинского народа с его свободой, возмущается продажностью современной ему демократии. После смерти Александра Македонского Демосфен поднял афинских патриотов на войну, но в 322 г., преследуемый македонцами, должен был принять яд. Сохранилось около сорока подлинных речей Демосфена. Греческая ораторская проза достигла в них вершины своего развития. Речь Демосфена поражает чрезвычайной силой, пафосом и страстностью, но в зависимости от разного содержания он умеет варьировать язык, иногда переходя к простоте Лисия или вводя мощную ритмическую периодичность. Выдающийся оратор, отстаивавший независимость своей родины, мастер прозаической речи, Демосфен пользовался огромной популярностью у последующих поколений в Риме (им восторгался Цицерон) и в Западной Европе.
(XIX речей, перевод С. И. Радцига, изд. АН СССР, М., 1954.)
ИЗ ТРЕТЬЕЙ РЕЧИ "ПРОТИВ ФИЛИППА"
(341 г. до н. э.)
(32) Но чего же еще не хватает ему (то есть Филиппу) до последней степени наглости? Да помимо того, что он разорил города, разве он не устраивает пифийские игры {Эти игры проводились каждые четыре года в Дельфах в честь Аполлона.}, общие состязания всех греков, и, когда сам не является на них, разве не присылает своих рабов руководить состязаниями в качестве агонофетов {Устроители состязаний; по отношению к царю, с точки зрения афинян, это рабы.}? Разве не завладел Пилами {Пилы - то же, что Фермопилы.} и проходами, ведущими к грекам, и не занимает эти места своими отрядами и наемниками? (33) Разве не предписывает он фессалийцам, какой порядок управления они должны у себя иметь? Разве не посылает наемников - одних в Порфм {Гавань на острове Эвбея в области Эретрии.}, чтобы изгнать эретрийскую демократию, других - в Орей {Город в северной части Эвбеи.}, чтобы поставить тираном Филистида? Но греки, хотя и видят это, все-таки терпят, и, мне кажется, они взирают на это с таким чувством, как на градовую тучу: каждый только молится, чтобы не над ним она разразилась, но ни один человек не пытается ее остановить. (34) И никто не защищается не только против тех оскорблений, которым подвергается от него вся Греция, но даже и против тех, которые терпит каждый в отдельности. Это уже последнее дело! Разве он не предпринимал похода на Амбракию и Левкаду {Амбракия - город в области Греции, Акарнанин; Левкада - город на острове Левкаде близ Акарнании.} - города, принадлежащие коринфянам? Разве не дал клятвенного обещания этолийцам передать им Навпакт {Город в Этолии (средняя Греция).}, принадлежащий ахейцам? Разве у фиванцев не отнял Эхин, разве не отправляется теперь против византийцев, своих собственных союзников? (35) Разве у нас не говорю уж об остальном - он не завладел крупнейшим нашим городом на Херсонесе, Кардией {Город в Фессалии.}? И вот, хотя мы все страдаем от такого отношения к себе, мы все еще медлим, проявляем малодушие и смотрим на соседей, полные недоверия друг к другу, а не к тому, кто всем нам наносит вред. Но если этот человек относится ко всем с такой наглостью теперь, то как вы думаете, что же он станет делать тогда, когда подчинит своей власти каждого из нас поодиночке?
(36) Что же в таком случае за причина этого? Ведь, конечно, не без основания и не без достаточной причины тогда все греки с таким воодушевлением относились к свободе, а теперь так покорно терпят рабство. Да, было тогда, было, граждане афинские, в сознании большинства нечто такое, чего теперь уже нет, - то самое, что одержало верх и над богатством персов, и вело Грецию к свободе, и не давало себя победить ни в морском, ни в сухопутном бою; а теперь это свойство утрачено, и его утрата привела в негодность все и перевернула сверху донизу весь греческий мир. (37) Что же это такое было? Да ничего хитрого и мудреного, а только то, что людей, получивших деньги с разных охотников до власти и совратителей Греции, все тогда ненавидели, и считалось тягчайшим позором быть уличенным в подкупе; виновного в этом карали величайшим наказанием, и для него не существовало ни заступничества, ни снисхождения. (38) Поэтому благоприятных условий во всяком деле, которые судьба часто дает и нерадивым против внимательных, и ничего не желающим делать против исполняющих все, что следует, нельзя было купить ни у ораторов, ни у полководцев, равно как и взаимного согласия, недоверия к тиранам и варварам и вообще ничего подобного. (39) А теперь все это распродано, словно на рынке, а в обмен привезены вместо этого такие вещи, от которых смертельно больна вся Греция. (40) Ведь что касается триер {Род военного корабля с тремя рядами гребцов.}, численности войска и денежных запасов, изобилия всяких средств и вообще всего, по чему можно судить о силе государства, то теперь у всех это есть в гораздо большем количестве и в больших размерах, чем у людей того времени. Но только все это становится ненужным, бесполезным и бесплодным по вине этих продажных людей.
