Избранные произведения в одном томе - [1438]

Когда Галиль перевел его слова, врач только покачал головой.

— Чтобы утихомирить его, пришлось вколоть большую дозу успокоительного, — пояснил Галиль. — Его нельзя разбудить. В любом случае, на это ушел бы не один час.

— Я хотел спросить их, — с горечью сказал Коглен, — что они сотворили с зеркалом, чтобы заставить его поверхность создать собственный дубль. Это должно быть что-то совершенно нелогичное!

Он принялся расхаживать по комнате, сжимая и разжимая кулаки.

— Чтобы сделать устройство, которое Дюваль назвал «магическим зеркалом», — в его тоне прозвучал сарказм, — они могли применить, к примеру, алмазную пыль, ослиный навоз или китовые реснички. И что-нибудь из этого могло сработать! У кого-то получилось создать это устройство — по чистой случайности, которую мы не можем и надеяться повторить!

— Но почему?

— Мы больше не умеем думать как безумцы, варвары или византийские алхимики! — воскликнул Коглен. — Не умеем, и все тут! Это как телефон! Сам по себе он бесполезен. Нужно, чтобы в двух разных местах в одно и то же время находилось два телефона. Это очевидно. Чтобы можно было использовать подобную вещь, нужно, чтобы два таких прибора находились в одном и том же месте в разных временах! В случае с телефонами нужно, чтобы они были соединены проводом. Для этого устройства нужно, чтобы две его части были связаны местом!

— Необычайно убедительная фантазия! — восхитился Галиль. — И точно так же, как можно определить наличие провода между двумя телефонными аппаратами…

— Можно определить место, где существует связь между двумя устройствами в разных временах! Эта связь — холодная. Она конденсирует влагу. Тепло попадает в нее и исчезает. И я знаю, — вызывающе заявил Коглен, — что я несу чушь! Но я знаю и то, как создать такую связь, хоть и не имею ни малейшего понятия, как сделать устройства, которые она соединяет! А от установления связи до создания этих устройств также далеко, как от прокладки медного провода до разработки телефонной сети! Единственное, что мне известно, — что магнит из альнико действует как один из инструментов, делающих эту связь возможной!

— К чему все эти рассуждения? — рявкнул Мэннерд. — Поближе к фактам! Что случилось с Дювалем?

— Завтра, — с гневным спокойствием сказал Коглен, — он расскажет нам, что услышал за серебристой пленкой слабые голоса, когда возился с магнитом. Голоса говорили на греческом. Он попытался постучать по серебристой пленке — она казалась твердой, — чтобы привлечь их внимание. И то, чем он пытался постучать, прошло через пленку насквозь! Он услышал, как они ахнули, разволновался и рассказал, кто он такой, — возможно, спросил их, не имели ли они дела с Аполлонием, потому что Аполлоний был упомянут в надписи на форзаце той книги, — и предложил им обменять сведения о современности на то, что они могли дать ему! Он поклянется, что засунул книги в стену — в основном справочники по истории на греческом и французском, — а они в обмен передали какие-то вещи ему. Его обмороженные руки — вот доказательство! Когда что-то появляется из пленки или исчезает в ней, оно замерзает! «За ледяной границей бытия»! Он расскажет нам, что дубль устройства начал уменьшаться по мере того, как он обменивался предметами, — слой вещества, которое производит такой эффект, должен очень быстро расходоваться! Ему отчаянно хотелось узнать как можно больше, но тут появляются ваши люди и хватают его, и он приходит в еще большее отчаяние, потому что отчасти верит в происходящее, отчасти нет, и никак не может заставить их понять. Потом они вызывают доктора, и всему конец!

— Ты сам в это веришь? — осведомился Мэннерд.

— Я готов биться об заклад, — зло бросил Коглен, — он спросил бы у них, что они сделали с зеркалом, чтобы оно заработало! Диаметр отверстия с каждой минутой все уменьшается, а я не могу даже бросить им записку, чтобы они приостановили процесс, потому что Дюваль — единственный из нас, кто может задать простой вопрос, на который они могут дать поистине невероятный ответ!

Он едва не ломал руки. Лори подняла объемистый, пятидюймовой толщины том, который чуть раньше поразил Коглена. Мэннерд откровенно не верил всему тому, что только что услышал. Галиль с отсутствующим видом и сверкающими глазами смаковал мысль, которая объясняла почти все, что его озадачивало.

— Я никогда в это не поверю! — сказал Мэннерд упрямо. — Ни за что на свете! Даже если такое и могло случиться, почему именно здесь и сейчас? Какова цель — настоящая цель? Помешать убить меня? Это все, что из этого вышло! Не такая уж я важная птица, чтобы нарушать законы природы и совершать то, что никогда не могло бы случиться само по себе, только ради того, чтобы не дать Аполлонию меня убить!

Галиль вдруг кивнул и одобрительно посмотрел на Мэннерда.

— Искренний человек! — сказал он. — Я могу ответить на этот вопрос, мистер Мэннерд. Дюваль принес сюда книги по истории. Некоторые из них были на современном греческом, другие — на французском. И если невероятное действительно произошло и мистер Коглен описал нам факты, значит, человек, который создал этот… это «устройство» в двенадцатом веке, был алхимиком и ученым, который всецело верил в магию. Когда Дюваль предложил ему обменяться книгами, неужели он не согласился бы в надежде приобщиться к неведомым знаниям? Он просунул в зеркало кое-какие предметы и несколько книг, которые оказались у него под рукой, и в их числе — «Алексиаду». Так она очутилась в двадцатом столетии. Однако надпись на форзаце книги, когда месье Дюваль обнаружил ее в Национальной библиотеке, гласила, что она «побывала за ледяной границей бытия и вернулась обратно, неся на себе записи посвященных, которые справлялись об Аполлонии». Но кроме послания, написанного вашей рукой, мистер Коглен, и отпечатков, благодаря которым и началась вся эта история, никаких других записей в книге нет. Значит, чтобы не создавать путаницы во времени, вы должны оставить в ней те самые слова, что были на потайном листе, а под ними — отпечатки пальцев. А потом мы вернем книгу обратно, в двенадцатый век, чтобы ее тамошний владелец сделал на ней надпись о «ледяной границе бытия», которая впоследствии, через восемьсот лет привлечет, вернее уже привлекла, внимание месье Дюваля и заставит его найти ваше, мистер Коглен, послание, которое, в свою очередь, спасет жизнь мистеру Мэннерду. Пишите, мистер Коглен, да поскорее, пока пятно на стене не высохло окончательно! Только не забудьте, слова должны быть в точности те же!