Избранные произведения. Том 1 - [16]

* * *

Они входили в научный центр странно: каждый по-своему, но было и что-то общее, неопределимое – входили словно в чуждый мир – а современный человек чувствовал себя как дома в любой обстановке. Сидя за своим столом, Шувалов смотрел, как они возникали тут, в раз и навсегда определенном порядке, совершенно Шувалову не ясном; видимо, была у членов экипажа какая-то своя, всеми признанная иерархия, хотя трудно было определить, по какому именно признаку они оценивали самих себя и друг друга. Так или иначе, первым вошел Иеромонах, остановился, как всегда, в двух шагах от двери, привычно повел глазами в правый дальний от себя угол салона – там на переборке виднелся экран спектрографа, и лицо вошедшего, как обычно, опять-таки, выразило легкое разочарование; он поклонился, сложил руки на животе и отошел к своему, раз и навсегда избранному им месту, на противоположной от ученых стороне стола совещаний. За ним, через полминуты, вступил Питек – быстро и бесшумно, мгновенно окинул салон взглядом – и можно было быть уверенным, что ни одна мелочь не укрылась от взгляда и накрепко запечатлелась в памяти,– проскользнул к своему месту (казалось, ворс ковра даже не приминался под ним) и сел рядом с Иеромонахом. Затем, выдержав тот же интервал в полминуты, появился Рука; только что его не было, и вдруг он оказался в салоне, момента, когда он вошел, как и обычно, Шувалов не заметил. «Вот я»,– сказал Рука, не кланяясь, и упруго прошел к столу и сел по другую сторону Иеромонаха. Грек пересек салон, не останавливаясь у двери, лишь подняв приветственно руку, серьезный и сосредоточенный, сел, обвел взглядом всех, на мгновение задерживаясь на каждом лице, и опустил глаза. Следующим вошел Уве-Йорген; остановился у двери, резко нагнул голову, здороваясь, и щелкнул каблуками. Улыбнулся – как показалось Шувалову, чуть вызывающе, но возможно, на самом деле это было и не так,-– и сел, отодвинув кресло от стола, закинул ногу на ногу, поднял голову и стал глядеть в потолок. Последним был капитан; кивнул, проверил взглядом, весь ли экипаж в сборе, и уселся напротив Уве-Йоргена, рядом с Аверовым. Можно было начинать.

* * *

– Итак, вот какова обстановка, и нас интересует ваше мнение,– закончил Шувалов.

Капитан кивнул.

– На всякий случай повторяю: возможны два выхода. Действовать немедленно – или держать совет на Земле. Дело осложняется тем, что аппаратура наша еще. не испытывалась, и о том, пройдет ли наш эксперимент без осложнений, без... неприятностей, мы, строго говоря, можем судить лишь с определенной долей вероятности. С одной стороны, есть риск, двадцать пять – тридцать процентов, того, что за время нашего полета к 3емле и обратно вспышка произойдет. С другой стороны, если мы решаем действовать немедленно, существует риск неудачи: мы можем – теоретически – предотвращая возможность вспышки, спровоцировать какие-то побочные процессы, и в таком случае погибнем сами. Вы это поняли? В таком случае, мы хотели бы слышать ваше мнение.

Капитан снова кивнул:

– Думаю, что нам всё ясно. Волей-неволей мы тоже задумывались об этом. Так что времени для размышлений нам не потребуется.

– Я попросил бы вот о чем, друзья мои: пусть каждый не только сообщит решение, но и, по возможности, мотивирует его.

– Разумеется,– сказал капитан.– Прошу.

– Что же,– начал Иеромонах,– надо ли поспешать? Нет, полагаю. Перехитришь ли судьбу? Этого мне знать не дано, но не сразу, не сразу постигается истина; дневными заботами и ночными бдениями приходит к ней человек. Думать должно, много думать. И думать надо на Земле. Так я разумею.

– Ясно,– сказал капитан.– Второй пилот?

Питек усмехнулся.

– Если бы я, завидев зверя, бежал к племени за советом, плохим был бы я охотником. Тут риск и там риск; смелый рискует сразу, трус уклоняется. Трус гибнет первым. Больше мне нечего сказать.

– Инженер?

Гибкая Рука поднялся.

– Не знаю, как принято у вас. У нас важные дела решались вождями. Мы не вожди. Они – на Земле. Пусть решают вожди. Мы выполним. Не надо думать о себе. Надо –обо всех. На охоте – да, тут мой товарищ прав. Но мы не на охоте. Скорее, это война. Выходить ли на ее тропу, решали вожди, не воины.

– Штурман, твое слово.

– Что могут сказать люди? – словно подумал вслух спартиот,– Подумают, что мы убоялись риска. Мы могли бы пренебречь этим, если бы в промедлении был смысл. Но его нет. Есть ли на Земле оракул, вещающий без ошибок? Нет. Что сделают на Земле? Спросят у. тех, кто лучше знает. Кто знает лучше? Вот они, они сидят перед нами. Но то, что они думают, они могут-сказать и тут. Нас немного, но мы думаем каждый по-разному. На Земле людей будет намного больше, и они тоже будут думать так и будут думать иначе. Истину не постигают числом. Мы стоим там, откуда нельзя отступать. Не будем отступать. Иначе люди будут смеяться, вспоминая нас.

– Уве-Йорген.

– Когда отправляли экспедицию, знали, что мы не сможем поддерживать связь. Следовательно, понимали, что решения будут приниматься здесь, на месте. Всякий начальник знает меру своей ответственности, свои обязанности и права. Считаю, что это наше право – принимать окончательные решения. Войны выигрывали те, чьи командиры принимали решения сами. Мы можем сообщить что-то новое Земле, но она ничего нового не сообщит нам. Надо идти вперед.