Избранные произведения писателей Дальнего Востока - [200]

Сигэко ответила мне, что, когда они с Ясуко пришли домой, родственники уже сидели на веранде. Походить им пришлось немало. Не зная, застанут ли нас в живых или нет, из своей горной деревушки они добрались до Сэнда-мати. Обнаружив, что наш дом сгорел дотла, они выяснили, где я работаю, и после долгих поисков нашли наше новое жилище.

— Я так плакала, так плакала от радости, никак не могла остановиться, — сказала Сигэко. — Они все очень беспокоились за нас. Беднягам досталось. Им пришлось ночью перебираться по железнодорожному мосту через реку Асида.

Сигэко снова заплакала, словно ребенок, не стыдясь своих слез».

Глава XIII

11 августа.

Накануне вечером мне пришлось отложить беседу с гостями, потому что я должен был доложить директору о положении с углем. За ужином в заводской столовой я высказал мнение, что нам надо доставать уголь самим, на свой страх и риск, другого выхода нет.

— Извини, Сигэмацу, что я говорю так прямо, — воскликнул директор, — но на вещевом складе тебя провели, как мальчишку. Почему военные запрещают брать уголь в Удзина? Тебе следовало потребовать объяснений. Ты ведь не мальчик на побегушках, а человек, занимающий определенное положение... О чем только думают военные в такое трудное время! Ума не приложу.

Директор был так возмущен, что руки у него дрожали, когда он открывал банку с мясными консервами.

Ужин удался на славу. Рис, правда, пришлось заменить ячменной кашей с отрубями, зато директор открыл банку с чудесной мясной тушенкой, которую я должен был вручить, как подарок, чиновникам из угольной компании. Не помню, когда в последний раз я ел такое вкусное мясо — толстые, коричневого цвета куски с прожилками жира! Я даже боялся откусить себе язык. Директор разделил мясо поровну, и мы съели его, заедая ячменной кашей с отрубями. Не успели мы окончить ужин, как прибежал рабочий Нисина. Умер еще один человек, надо было читать молитвы.

— Вот доем и приду, — спокойно ответил я. — Через полчаса или через час, не позже...

Сколько я ни толковал, директор упорно стоял на своем.

— Как только окончишь молитвы, Сидзума, — сказал он, — ложись спать. Завтра, с самого утра, пойдешь снова на вещевой склад и попросишь, чтобы тебе отпустили уголь. Заманчиво, конечно, достать его, как ты говоришь, на свой страх и риск, но, по-моему, мы не должны так легко отступаться. Не хочу тебя обидеть, но пойми, надо действовать решительнее. Только тогда мы добьемся чего-нибудь.

— Ну что ж, завтра опять схожу. Но только все это зря.

Делать было нечего. Снова придется пробираться сквозь развалины.

Прочитав молитвы, я возвратился домой. Еще с улицы я почуял запах печеных рисовых лепешек, проникавший сквозь наглухо закрытые в связи с затемнением ставни, — и сразу понял, что их пекут на углях, смочив предварительно в соевом соусе.

Вошел я через черный ход. Наши гости уже проснулись и, вместе с Ясуко и Сигэко, сидели за столиком — чудесным столиком из черного дерева, который хозяин предоставил нам во временное пользование. Перед ними стояли небольшие тарелки и чаши с печеными лепешками. Рис, несомненно, привезли с собой гости. Ясуко и Сигэко уписывали лепешки за обе щеки.

— Наконец-то пришел, — радостно воскликнула Сигэко. — Извини, что начали без тебя.

— Добрый вечер, дядя, — сказала Ясуко. — Простите, что мы вас не дождались. Печеные лепешки пахнут так, что мы не утерпели. Нам привезли жареный рис и колобки. Мы и для вас оставили.

— Спасибо, что о нас позаботились, — сказал я, обращаясь к гостям, и присел на порожке, стараясь, чтобы никто не заметил ожога на моей левой щеке. Гости глядели на меня красными, как у кроликов, глазами. Один из них — Ватанабэ Macao — был родным братом Сигэко, другой — Такамару Ёсио — отцом Ясуко. Такамару, всхлипывая, покусывал свои усы, Ватанабэ утирал слезы. Глядя на них, Ясуко и Сигэко перестали есть. Как и они, я изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать. Но мои усилия оказались безуспешными, и мне пришлось отвернуться от гостей.

— Какое счастье, что вы все живы и здоровы! — с чувством проговорил наконец Ватанабэ. — А мы уж, правду сказать, боялись, что не увидим вас на этом свете. Только и надеялись, что найти место вашей смерти.

— Мы так рады, что и высказать не можем, — добавил Такамару. — Все думали, что Ясуко погибла, утешались только мыслью, что она ушла в мир иной вместе с вами. Вы так много для нее сделали. Родственники в Кобатакэ и Хиросэ потеряли всякую надежду увидеть вас в живых.

Я пил чай, который налила мне Ясуко, и беспрестанно повторял:

— Извините, что мы доставили вам столько беспокойства.

Ватанабэ рассказывал, как потрясена была вся их деревня, услышав о том, что случилось в Хиросиме. Такамару дополнял его рассказ отдельными репликами.

Вечером шестого августа жители Кобатакэ узнали, что на Хиросиму сброшена мощная бомба. Говорили, будто погибла треть хиросимцев, включая находившиеся там войска и отряды добровольного служения родине. Еще одна треть хиросимцев тяжело пострадала, остальные отделались легкими ранами и ожогами. Все дома, до одного, сгорели. Жители Кобатакэ сразу поняли, что это не слух, распущенный пораженцами, а чистая правда. Седьмого и восьмого августа поступили еще более тревожные вести. В соседних деревнях появились первые раненые беженцы. Одни умирали сразу же, едва добравшись до дома. Другие терпели страшные мучения. В деревне Хиросэ жил профессор — видный специалист по детским болезням, он приехал из Кобэ. Всякий раз, когда к нему обращались за помощью, он говорил после осмотра: