Избранные произведения - [8]

Цветок полурасцветший, бутон полураскрытый,

Не женщина покуда, хотя уж не дитя.

Резва и угловата; робка и шаловлива,

В движенье каждом спорят смущенье и задор,

Как девушка, надменна, как девочка, стыдлива,

Читает катехизис и стихотворный вздор.

Как грудь ее трепещет, когда окончен танец:

То ль запыхалась в вальсе, то ль им опьянена,

Не вдруг поймешь, заметив дрожащих уст багрянец,

То ль просит поцелуя, то ль молится она?

Она целует куклу, разряженную ярко,

И смотрит на кузена: хоть брат, да не родной,

Когда ж стрелою мчится вдоль по аллее парка,

Не ангельские ль крылья раскрылись за спиной?

Всенепременно бросит, вбегая из гостиной,

Взгляд в зеркало — пристрастный и мимолетный взгляд,

В постели лежа, будет листать роман старинный,

Где вечного глагола спряжение твердят.

И в спальне, в изголовье девической кровати,

Стоит кроватка куклы. Хозяйка в забытьи

Лепечет чье-то имя и тексты хрестоматий,

Безгрешно выдавая все помыслы свои.

Когда на бале скрипки настраивают тихо,

Расхохотаться хочет, но держит светский тон.

Пусть огорчает бонна — обрадует портниха,

Жеслена уважает, но ближе ей Дазон.

Из всех житейских тягот — пока одно: ученье,

Но в нем отраду сыщет, учителю послав

Нежнейшую улыбку, пока в сугубом рвенье

Придумывает фразу, где встретится «to love».

Случается порою: стоит в оцепененье,

Грудь охватив петлею переплетенных рук,

Как будто ей предстало небесное виденье,

Пытается утишить смятенный сердца стук.

Но если в ту минуту безумными словами

Расскажешь ей о страсти, которой ослеплен,—

Жестоко посмеется, пожалуется маме,

Рассердится взаправду, потом прогонит вон.

Божественно прекрасна чертой своей любою,

Глубоко тайна скрыта и не изъяснена:

Ты женщину в ней ищешь — ребенок пред тобою,

Ты с нею как с ребенком — но женщина она!

ПОЛЕТ

Il n’y a q’une sorte d’amour, mais il y en a mille differentes copies.

La Rochefoucauld [4]

Отринув связь с юдолью слезной,

Скользя в заоблачную высь,

Две тени на дороге звездной,

Друг друга увидав, сошлись.

Судьбе-причуднице в угоду

Им выпало обресть свободу

В один и тот же смертный час,

И вот, потупив очи долу,

Летят к небесному престолу…

Ромео, а за ним Ловлас.

Летят… Полночные светила

В безмолвии внимают им.

И тень Ромео вопросила:

«Кем был ты в жизни, спутник милый?

Кого ты на земле оставил?

Чем имя ты свое прославил?

По ком тоскою ты томим?»

«Любил я. Скольких — неизвестно,

Все имена перезабыл.

Пусть не возвышенно-небесной —

Земной любовью. Но любил!

Был этот кладезь в сердце бедном

Неисчерпаемо велик,

И каждый день был днем победным,

И мигом страсти — каждый миг!

Томясь неутолимой жаждой,

Душа к прелестницам влеклась,

И в книге страсти каждой, каждой,

Хотя бы строчка — а нашлась!

И той, к Парису благосклонной,

Что как лилея расцвела

И обвивала мирт зеленый

Вкруг безмятежного чела;

Той, что, родившись ночью лунной,

При ликованье нимф морских,

Косой гордится златорунной

И совершенством плеч нагих.

И той, что, в умоисступленье

Бродя вдоль зыблющихся вод,

Объята скорбью, одаль шлет

Проклятия, мольбы и пени.

И отзвук царственных печалей

Подхвачен бешенством ветров,

Чтоб мы доныне различали

В нем гул Вергилиевых строф.

И нежной дщери Альбиона,

Кого студеных бурь порыв

Венчал, навек оледенив,

Небесной прелести короной.

И кастильянке — смуглой, страстной,

Столь прихотливо самовластной,

Что пышность Сидова дворца

Без колебаний променяла

На взгляд бродячего певца —

И не раскаялась нимало.

И той — девице-недотроге,

Чья чистота внушает страх,

Кто в горних помыслах о боге

Живет на рейнских берегах,

Идя стезею Маргариты,

Чей нежный цвет едва раскрытый

В руках у Фауста зачах.

И прочим… Мало их на свете ль?

Иным талантом не владел,

Одну знавал я добродетель,

Один мне был сужден удел.

Кто б ни делил со мною ложе —

Во все века, в любой стране —

Уста все те же, сердце то же

Дарованы природой мне.

И, вечным пламенем объят,

Я всем был мил и каждой — рад!»

Окончил речь свою Ловлас.

Меж тем в небесную обитель

Они вошли, и Вседержитель

К Ромео обратил тотчас

Пытливый взгляд бездонных глаз.

«А ты?» «А мне лишь раз случилось

Изведать истинную страсть…

Даруй же, Господи, мне милость

Теперь к стопам твоим припасть!»

Одна душа во двери рая,

Чиста, безгрешна и светла,

По воле господа вошла.

И в тот же миг душа вторая

На землю сброшена была.

Так подведен итог плачевный:

Доныне видит белый свет

Ловласов сотни — ежедневно,

Ромео — одного в сто лет.

СЕЯТЕЛЬ (XVI ВЕК)

…вот вышел сеятель сеять.

Евангелие от Матфея, XIII, 3

Сограждане мои! Вы урожай собрали,

               И житница полна.

В минуту торжества тех вспомнить не пора ли,

               Кто бросил семена?

Был диким этот край, и путь тянулся долго

               Во тьме ночной,

Но не сломили их, ведомых чувством долга,

               Ни ураган, ни зной.

По пальцам их сочтешь, но воля и усилье,

               Крест и закон

В цветущий райский сад пустыню превратили

               И сотню — в миллион.

Их ждал не только труд, опасности, и голод,

               И спор с судьбой:

Мог быть пронзен копьем, задушен иль заколот

               Из них любой.

Им гибельной стрелы случалось стать мишенью,

               Так почему ж

Бестрепетно они стремились к обращенью

               Заблудших душ?

Сертанов сеятель! Ты, как апостол Павел,