Избранные произведения - [215]

— Очень вам благодарен, — старик вышел на зеленую веранду. О-Судзу снова провела его в маленькую гостиную, и он увидел, что там стоят разные корзинки — и большие и маленькие.

— Нам очень стыдно, что мы не смогли оказать вам достойный прием, вы появились слишком неожиданно, — уже другим тоном промолвила О-Судзу. — Прошу вас, возьмите на память о воробьином домике одну из этих корзинок. Какая вам больше нравится, ту и берите.

— Да не нужно. К чему это? — проворчал старик, даже не взглянув на корзинки. — Где тут мои сандалии?

— Нет, вы уж возьмите одну, — чуть не плача просила О-Судзу. — А то О-Тэру-сан на меня рассердится.

— Да чего ей сердиться? Она и не умеет, наверное. Уж я-то знаю. Но где же мои сандалии? Я хорошо помню, что на мне были такие грязные соломенные сандалии.

— Мы их выбросили. Так что придется вам возвращаться босиком.

— Как же так?

— А если не хотите идти босиком, извольте взять одну из корзин. Ну возьмите же, очень вас прошу, — она умоляюще сложила свои хорошенькие ручки.

Старик усмехнулся и посмотрел на расставленные по комнате корзины.

— Слишком уж они все большие. Терпеть не могу таскать тяжести. Нет ли какого-нибудь подарка, чтобы уместился за пазухой?

— Но вы же видите…

— Раз нет, тогда я пошел. Придется, видно, босиком идти. А уж тащить что-то на себе — увольте, — заявил старик и уже готов был и впрямь спрыгнуть босиком с веранды.

— Постойте, подождите. Я спрошу О-Тэру-сан, — и О-Судзу побежала в задние комнаты. Скоро она вернулась с рисовым колоском во рту.

— Вот вам шпилька О-Тэру-сан. Не забывайте ее, ладно? Заходите к нам.

Тут старик очнулся. Он лежал ничком на снегу в роще. Или все это ему только приснилось? Но в его правой руке был зажат рисовый колосок. Странно было видеть его посреди зимы. К тому же от него исходило чудесное благоухание, словно от розы. Старик бережно принес колосок домой и поставил на стол в стакан для кистей.

— Это еще что такое? — старуха сидела и что-то шила, но своим острым взглядом тут же приметила колосок.

— Рисовый колосок, — как обычно еле ворочая языком, пробурчал старик.

— Что еще за колоски зимой? Откуда ты его взял?

— Я его не брал, — тихо сказал старик и, раскрыв какую-то книгу, уставился в нее.

— Ну не чудеса ли? Шляешься целыми днями по роще, приходишь еле живой, а сегодня вдруг возвращаешься сам не свой от радости да еще ставишь в стакан какой-то паршивый колосок. Нет, что-то здесь нечисто. А если ты его не брал, то откуда он у тебя? Неужели трудно сказать все, как есть?

— Мне его подарили в воробьиной деревне, — нехотя промямлил старик.

Но эти слова, разумеется, не удовлетворили старуху-реалистку. Она продолжала приставать к старику с расспросами. А поскольку он не умел говорить неправду, ему пришлось в конце концов рассказать о своем удивительном приключении.

— Надо же такое выдумать, — старуха даже засмеялась от изумления.

Но старик молчал. Подперев лицо руками, он сидел, не отрывая глаз от книги.

— И ты думаешь, я этому поверю? Тут уж точно можно сказать, что все вранье — от начала до конца. От меня ничего не утаишь. С того дня, как у тебя в гостях побывала та девица, ты стал совсем другим человеком. Все-то тебе не сидится, все-то ты вздыхаешь, влюбился, что ли? Смотреть противно! В твои-то годы? А от меня тебе ничего скрыть не удастся, не выйдет. Я все вижу. Ну-ка отвечай, где она живет? Уж, наверное, не в бамбуковой роще. Меня не проведешь. Говоришь, в роще есть маленький домик, в котором живут хорошенькие девочки, похожие на куколок? Я не такая дура, как ты думаешь. Меня детскими сказками не обманешь. А если это правда, изволь в следующий раз принести корзинку, которую тебе там предлагали, тогда и посмотрим. Это же надо такое выдумать! Вот если бы ты приволок из этого удивительного домика хотя бы одну корзинку, я, может быть, еще и поверила бы, а то принес какой-то паршивый колосок, да еще говоришь, будто это не колосок, а шпилька. Будь же хоть раз в жизни мужчиной и скажи правду. Ведь я многое могу понять, больше, чем ты думаешь. Да и что мне твои женщины? Сколько их у тебя — одна, две?

— Понимаешь, я не люблю таскать тяжести.

— Ах вот оно что? Тогда пойду я. Что ты на это скажешь? Говоришь, значит, нужно просто упасть ничком в снег? Ну так я пошла! Не возражаешь? Да неужели у тебя совсем совести нет?

— Иди, пожалуйста.

— Ну и хитер! Сам знаешь, что все вранье, а говоришь — иди, пожалуйста. А я вот возьму и пойду. Что ты на это скажешь? — и старуха ехидно ухмыльнулась.

— Тебе так хочется получить корзинку?

— Хочется, а что? Я ведь жадная, сам знаешь. И люблю получать подарки. Так что я пойду и возьму самую большую и тяжелую корзинку. О-хо-хо-хо… Глупо, конечно, но я все равно пойду. И не делай вид, что ты тут вообще ни при чем. Посмотрим, чего стоит твоя хваленая правдивость! Хватит разыгрывать святошу! Значит, говоришь, стоит лечь ничком в снег, и окажешься в воробьином доме? Это надо же такое придумать! Отправляйся вот теперь неведомо куда из-за твоих бредней. Попробуй мне только сказать потом, что я вру, я тебе покажу!

Старуха — раз уж сама затеяла этот разговор, делать нечего — убрала шитье, вышла в сад и, увязая в снегу, потащилась в рощу.