Избранное - [77]
Солнце уже мягко осветило деревья, когда Базанов взялся тесать сваленную им березку, чтобы сделать из нее ось. Вконец расстроенный, он бестолково тюкал топором, и дело не спорилось. Голодная, непоеная лошадь, запутавшись в вожжах, стояла с подвернутой головой и изредка вздрагивала кожей, отгоняя начинавших летать оводов. Когда над головой громко заверещала белка, Базанов зажмурился, точно ждал, что на него сейчас обрушится весь лес.
Не успел он оправиться от испуга, как неподалеку раздался ружейный выстрел, за деревьями мелькнули бегущие люди, послышались голоса. Побледневший порубщик рванулся было, но ноги не послушались, он так и остался на коленях возле пня, выронив занесенный топор. Так его и застали подбежавшие к нему Петр Александрович с сыном и фон Ховеном.
В хилом растерзанном мужике в стоптанных лаптях, обсмоленной рубахе, с закрытой руками головой было что-то настолько жалкое и приниженное, что с Петра Александровича, порядочно распаленного стуком топора в его лесу, сразу слетели пыл и негодование.
Как бы все обернулось, будь на месте Базанова дерзкий, вооруженный топором порубщик — угадать трудно. Но следует сказать, что всем троим рисовалась встреча именно в этом роде, и каждый из них — что греха таить? — мобилизовал весь наличный запас мужества, дабы не растеряться в решительный момент. Теперь все были сбиты с толку и несколько сконфужены, как если бы на охотника, стоящего возле берлоги, вышел длинноухий беляк.
— Что за безобразие… — возмутился Петр Александрович, когда молчать больше стало невозможно. — Кто тебе позволил? Как…
Он осекся. Базанов продолжал стоять на коленях, не открывая лица.
— Встань сейчас же, встань, это что такое? — вырвалось у Балинского с искренним раздражением. Он вдруг понял, что в униженной, обреченной позе мужика есть что-то оскорбляющее и его достоинство.
— Ты что, оглох, слышишь, что тебе сказано? — выскочил вперед Владимир и толкнул порубщика в плечо. Тот качнулся и, чтобы не упасть, уперся руками в пень, открыв при этом лицо, выражавшее предельное отчаяние и стыд.
— Не смей его трогать! — с испугом крикнул Петр Александрович и тут же открыл рот от изумления: — Василий? Это ты? Вот это да! Базанов, боже!
Он был потрясен, не верил своим глазам, не знал, что сказать: если такие благонравные и кроткие мужики едут к нему в лес, значит… значит… Петр Александрович даже побледнел.
Базанов медленно, неуверенно поднялся и стоял потупленный и сникший, опустив руки-плети. Казалось, прикажи ему сейчас Балинский повеситься на собственных вожжах — он пошел бы выбирать сук.
— Как тебе не стыдно, Василий, — с неподдельным возмущением начал Балинский. — Как ты пустился на такие дела? Ведь это же воровство, настоящее воровство! Если бы к тебе кто-нибудь в клеть забрался, что бы ты тогда сказал? Очень стыдно, я за тебя краснею. Ну что с тобой делать?
— Грех попутал, Петр Ляксандрович, теперь воля ваша, — выдавил из себя едва слышно Базанов.
— Вот именно — ваша воля! Надо было раньше думать! Немедленно уезжай, сейчас же! Чтобы это было в последний раз. Иначе… иначе…
— Папа, его надо проучить, — не вытерпел Владимир.
— Примерно наказать, чтобы другим неповадно было, — поддержал друга молчавший все время фон Ховен, подтянутый и вылощенный молодой человек с холодными глазами.
— Я сам знаю, что делать, — оборвал его Петр Александрович, как раз в эту минуту совершенно не знавший, что предпринять: нельзя простить, но еще немыслимее наказать такого беззащитного, распластанного мужичонку… Вот история! — Не знаю, кто тебя научил, дурной пример подал, — наставительно продолжал он. — По этой дорожке пойдешь, недолго и в тюрьму попасть! Надеюсь, что ты одумаешься и этого никогда больше не повторится. Обещаешь? Так вот… да…
Базанов не отвечал. Балинский мялся. Вдруг он нашел выход.
— Эти бревна свези на усадьбу. Сдашь приказчику. А где рубил, изволь убрать сучья, макушку, я не допущу такого безобразия в своем лесу. Хоть к себе увези. Теперь я пойду, а вы с ним ступайте домой, — обратился он к своим спутникам.
Петр Александрович поспешно удалился. Поступил он совсем не так, как хотел, и, очевидно, неразумно. Но что можно сделать? Балинскому было очень трудно признаться, что в нем зарождается страх перед деревней: тихий Базанов в роли порубщика казался грозным предостережением.
Пришибленный, словно на него навалились украденные им бревна, Базанов возился с осью, а потом грузил их нестерпимо долго. Усевшиеся в сторонке с папиросами барчуки соскучились и стали нехотя помогать ему. Брезгливо и бестолково, с обидными замечаниями, но все же они пособили мужику навалить и увязать бревна.
По тяжелой лесной дороге лошадь едва тащила, Базанов вел ее под уздцы и непрестанно понукал. Молодые люди шли поодаль и обсуждали происшествие.
— Твой батюшка, извини меня, судит очень неправильно. Все его розовые ожидания — это какая-то интеллигентская либеральная размазня. Чего можно ожидать от взбунтовавшихся хамов?
— Ну, положим, поднялось все общество…
— Это ты так судишь, потому что твой отец далек от правительственных сфер. Ты бы послушал мнение государственных людей, тех, кто был близок ко двору…
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.