Избранное - [75]
Петр Александрович еще долго удивлялся странному настроению племянника, выдумавшему себе какое-то крушение России, анархию. И это теперь-то, накануне ее возрождения в лучах промышленной и торговой славы, под сенью совершеннейшей конституции — недаром над ней трудились столько профессоров!
Сколько их — белых, коричневых, черных, лаковых, — целая выставка! Должно быть, пар двадцать, а то и больше! Любых фасонов: вот тупоносые, широко растоптанные, покойные; вот длинные и утлые, остроносые, точно балансирующие на высоком конусе каблука; полотняные, детские, с обитыми носками и узелками на шнурках; изящные, сохранившие золото надписей на сатине подкладки; старенькие, застенчиво показывающие свои заплатки. Каждой паре ее хозяин передал что-то от своего характера. Иная робко жмется в уголок, словно прячет свою неказистую внешность; соседней сам черт не брат — надменно выставилась вперед, поблескивая стекляшками пряжек; а эта тяжело осела на задники, точно ей уже невмочь держаться прямо; возле — бедовые вострушки, так и готовы упорхнуть, задорно и бойко постукивая каблучками; еще дальше — совсем меланхолическая, смиренная пара, ей только устало шаркать по паркету…
Всей этой коллекцией обуви занимается миловидная горничная Ириша, и в этот ранний час нарядная и свежая. Она пристроилась на «галдарейке», с трех сторон обегающей флигель с кухней и кладовыми строем резных балясин. Сквозь них просовывают ветви сирень и кусты подстриженных туй. Сначала надо щеткой или обломанным столовым ножом очистить обувь от присохшей земли, потом намазать каждую пару кремом, иную обтереть тряпкой, смоченной белой жидкостью. Для аристократических туфель из лайки цвета сливок имеется особая банка с патентованным средством. Покончив с очисткой, Ириша вооружается большой пушистой щеткой и наводит ею глянец. Потускневшая кожа загорается бликами всевозможных оттенков.
Ириша работает проворно, руки в перчатках так и мелькают, однако она успевает нет-нет да и оглянуться на примостившегося возле на ступеньках садовника Андрея Буянова. Тот, склонив голову на подставленную руку, блаженно снизу вверх глядит на хорошенькую горничную с зардевшимся от работы лицом. Самокрутка в губах садовника давно погасла, ему не до нее — он поглощен созерцанием голых, крепких, блестящих из-под короткой юбки икр Ириши. Стриженные усики Андрея топорщатся, глаза замаслились — ни дать ни взять кот перед запретным лакомством. Его пристальное внимание мешает Ирише и даже раздражает ее, но одновременно и льстит: она то кокетливо откидывает выбившуюся над ухом прядь из аккуратной прически, то бросает на садовника взгляд из-под приспущенных ресниц. Обмякшего Андрея эти взгляды словно подталкивают: он вздрагивает, пересаживается и возобновляет заглохшую беседу.
— Смотрю я, сколько вам трудов с этой обувкой, Арина Матвеевна, почитай, второй час возитесь… Я карасей наловил, газоны подстриг, поденщину на огородах расставил…
— И здесь, наверное, полчаса как прилипли, — насмешливо замечает горничная.
— Ну вот, еще папиросу не выкурил… Гостей у вас опять, смотрю, как до войны, полный дом…
— А как же! Барышни наши не воюют, ихние подруги, как всякое лето, с мамзелями гостят. И к барыне родня приехала. Что ж, война, так господам летом в Петербурге жить?
— От барчуков вам, Арина Матвеевна, небось проходу нет?
— Кто как себя поставит, — потупившись, отвечает Ириша.
— В доме этих темных чуланов, диванов да перин сколько, — сокрушенно вздыхает Андрей.
— Вы, деревенские, себе такое воображаете, думаете, как на сеновале со своими девками, — презрительно протягивает Ириша, пристраивая на перилах очередную пару вычищенных туфель.
Андрей долго возится с отсыревшей папиросой, наконец бросает ее на дорожку.
— Нынче подавно оттуда разъезжаются: забродил Питер, не больно спокойно стало жить, а кому и вовсе тягу дать оттуда не терпится. Баринов племянник вон пешком убег… Небось схорониться хочет. И офицерское все снял — в кепочке щеголяет.
— Офицерам сейчас не приходится при форме показываться, — объясняет Ириша, наслушавшаяся разговоров в барском доме. — Иди-ка ты лучше отсюда, — вдруг с сердцем добавляет она, — барин идет!
Андрей проворно поднимается, подбирает брошенный окурок, потом приседает у первого попавшегося кустика, делая вид, что внимательно его разглядывает.
С крыльца большого дома сходит Петр Александрович в широком чесучовом пиджаке и панаме, с тяжелым штуцером за плечом; за ним по лестнице спускается его старший сын Владимир со своим приятелем и однокашником Мстиславом фон Ховеном. Молодые люди вооружены короткими карабинами, у Владимира привешен к поясу немецкий штык — в доме много трофейного оружия, привезенного Петром Александровичем из поездок на фронт. Все трое выходят в калитку цветника.
Садовник, прищурившись, следит за ними, пока они не скрываются в аллее.
— Господа никак на охоту отправились, — зло говорит он. — Попадись им, значит, в лесу мужичонка с лыками, они, чего доброго, его, как зайца, подстрелят… Известно — прут им жалко, а народа… эх!
— Ты бы молчал. Живешь — как сыр в масле катаешься: тебя барин выучил, в люди вывел, из армии освободил, во всем тебе поблажка, ходишь руки в брюки, распоряжаешься… — возмутилась Ириша.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.