Избранное - [36]

Шрифт
Интервал

Андрей вышел наружу, когда шаги Ольги уже затихли за кустами. Он вдруг с тревогой о ней подумал. Уж не догнать ли? Она, должно быть, подходит к плотине… Вдруг вспомнилась своя изба: в ней, разметавшись на расстеленных по всему полу сенниках, поскидав одеяльца, спят, посапывая, его дети. С края спит, а может, уже проснулась, его покорная, всегда заботливая и тихая Марья… Садовник покачал головой и вернулся к себе.

Ольга быстро пересекла цветник возле самого дома. В стеклах отворенных окон мезонина отражалось, слегка поблескивая, утреннее небо, слабо окрашенное в розовый цвет. Тяжелые от росы закрытые чашечки цветов сникли над песком дорожек.

Плотину закрывал сплошной туман. Видны были только мостовины под ногами. Под ними ревели и метались невидные потоки. Ольга шла как во сне. Шум воды доносился как бы издалека и действовал успокаивающе.

Туман остался внизу, под горой. Перед Ольгой открылось поле и за ним деревня. На востоке быстро разгоралась заря. Дышать и идти было легко. В этот ранний час все выглядело необычным, таинственным и вместе с тем родным и ласковым. Оглядывая тихую рожь, седой луг, заалевшее небо и спящую деревню, Ольга как-то очнулась и подумала, что все еще и вправду может устроиться.

Подойдя к своему дому с огорода, Ольга осторожно отперла ворота во двор. Оттуда пахнуло на нее мирным запахом животных и парного молока. Стоявшая возле корова стала искать шершавым языком ее руку. И вдруг громко скрипнули петли ворот. Ольга замерла на месте.

— Вернулась, шлюха, опять к своему кобелю шлялась, у-у, паскуда! — резко нарушил тишину злобный голос.

Свекровь, спавшая в сенях, по-старушечьи чутко прислушивалась к каждому шороху и теперь, поднявшись, стояла над Ольгой наверху лесенки, по-ночному растрепанная, враждебная и страшная.

Ольга отшатнулась к стене и охнула, точно ее ударили. Нет, пощады не будет! Здесь доймут!

У нее не хватило духу пройти мимо зло бранившейся старухи, и она, распахнув дверь в омшаник, перешагнула через высокий порог и бросилась на сложенное в нем сено.

Глава четвертая

ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ

1

Лесные поляны особенно хороши летом в ранний утренний час. Под зеленую сень еще не проникли горячие лучи солнца. Высокая трава купается в росе. Щебечет всякая мелюзга, перекликаются на весь лес иволги.

Высоко в поднебесье парит ястреб, далеко разносятся его хищные крики. Однако тут, на надежно укрытой полянке, он не страшен.

Возле куста орешника слышно тихое, призывное квохтанье. Разворашивая муравейник, тетерка с блекло-красными бровями сзывает своих цыплят. Шустрые большеголовые птенцы сбегаются к ней, помогая себе крохотными крылышками. Скоро возле матери копошится желто-рябенькая кучка. Тетерка удовлетворенно квохчет.

Покончив с угощением, семейство снова разбредается. Тетеревята оставляют за собой хорошо заметные следы: по всей поляне образовался узор из разбегающихся, сходящихся и переплетающихся дорожек потемневшей травы, с которой птицы стряхнули росу.

Клевавшая на заросшей сенокосной дороге тетерка вдруг замерла с поднятой лапкой. Издалека донесся слабый стук. Он усиливается, вот примешалось к нему поскрипывание… негромкие голоса… Едут люди!

Тетерка издает особое, тревожное квохтанье. Цыплята к ней сбегаются. Тесно обступив мать, они спешат за ней, боясь отстать. Птенцы прижимаются к земле, таясь, как взрослые птицы. Мгновение — и весь выводок скрывается в кустах.

2

Облепленная оводами лошадь с потемневшей под шлеею и в пахах шерстью мелко и быстро шагает, сильно влегая в хомут. Идущий рядом Базанов обмахивает ее веткой. Он перекинул вожжи через оглоблю. Править не нужно — жара и слепни извели коня, и он что есть силы тянет телегу, спеша к дому. Идущий сзади Конон Степаныч еле поспевает. Он разулся и несет связанные сапоги на палке за плечом.

В телеге двое седоков в солдатских заношенных гимнастерках и фуражках со смятым, сбитым назад верхом и круглым, невыгоревшим пятном на околыше. Василий Зададаев сидит, опираясь одной ногой на чеку заднего колеса. Другой у него нет. Рядом с ним лежит, потряхиваясь на ухабах, отстегнутый неуклюжий протез. Василий крепко ухватился руками за грядку и задок телеги. На лице его — худом, с лихорадочно блестящими из-под козырька глазами, небритом и странно белом — застыло напряженное, злое выражение.

Другой солдат, Ефрем, растянулся в телеге на накошенной по дороге траве. От этой теплой, сочной подстилки идет сладкий влажный запах умирающих цветов. Глаза Ефрема закрыты, но он не спит. Полное, одутловатое его лицо свежевыбрито и густые брови нахмурены. В передке телеги увязаны два солдатских сундучка.

От города отъехали верст восемь. Все молчат. В чайной и по пути приезжие успели узнать все нехитрые деревенские новости. В самом деле, может ли что стрястись необычайное в Кудашеве? Ну, поумирал кое-кто из стариков, у Дементия пала неразжеребившаяся кобыла да вот вдова Фекла на выселках не выдержала — заколотила избушку и ушла бог весь куда с нищенской сумой. Еще вот Нил Ермилин отсудил-таки у общества пустошь Кочержиху, хотя мир и не пожалел издержек. Да разве перешибешь его мошну! Об Ольге не обмолвились, конечно, ни словом.


Еще от автора Олег Васильевич Волков
Погружение во тьму

Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.


Москва дворянских гнезд

Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.