Избранное - [35]

Шрифт
Интервал

Слабо замерцали редкие звезды. Через мост стали переливаться торопливые струи холодного тумана. Ольга вздрогнула и пошла к усадьбе.

Она прошмыгнула мимо барского дома. На мгновение мелькнула освещенная терраса, фигуры в белых платьях и отраженные в блестевшем, как золото, самоваре огни множества свечей. Слышались смех и голоса. Раза два добродушно тявкнул лежавший на аллее перед домом большой белый пес. Его с террасы окликнули: «Том, Том», — и он смолк.

Оранжерея, где находилась каморка Андрея, стояла на краю сада. Здесь, на открытом месте, было много светлее. Смутно обозначались в тумане ряды яблонь. Их можно было принять и за копны сена на лугу.

Ольга подошла к двери. Убедившись, что она заперта изнутри, постучала и стала слушать.

Никто не отзывался. Тогда Ольга обошла оранжерею, потянулась через высокую крапиву к крохотному окошку и поскоблила ногтем стекло. За стеной послышалось движение.

— Это я, Ольга, — сказала она шепотом.

В дверях забелела фигура человека в нижнем белье. Он зевал, придерживая одной рукой скобу, точно загораживая вход.

— Чего ты, Оля? Что это ты пришла? Ведь мы уговорились на завтра. Я тут случайно заночевал, в деревню собирался.

Голос Андрея звучал мягко и равнодушно, как у внезапно разбуженного и еще не совсем проснувшегося человека.

С порога он посмотрел на звезды, определяя время. Большой веселый рот его слегка прикрывали светлые усики. Редкие волосы над покатым лбом с глубокими залысинами торчали во все стороны. Глаз его не было видно.

— Небось слышал, письмо пришло: завтра Василий вернется, нынче за ним поехали, — наконец едва слышно, запинаясь, ответила Ольга, с усилием выговаривая каждое слово.

Она стояла возле двери у приступки, понурая, скорбная, с повисшими вяло руками и склоненной головой. Андрей смотрел на нее сверху.

— Что, что? Как завтра? Да неужто? Вот так-так! Как же это?

Он еще днем узнал о возвращении Василия, но все еще не мог решить, как ему поступить с Ольгой.

— Теперь, пожалуй, и к себе больше не пустишь? Так, что ли? — глухо выговорила она.

— Да нет, почему же? Заходи, Олюшка, заходи, моя милая, поговорим по-хорошему. — Голос Андрея звучал привычно ласково и приветливо, как всегда, когда он разговаривал с женщинами.

— Ну вот так, отдохни, — сказал он, замкнув за Ольгой двери и усаживая ее на койку. Андрей стал шарить на столике, нашел свернутую цигарку и чиркнул спичку. На мгновение осветилось его озабоченно нахмуренное лицо со сдвинутыми бровями.

— Так-то вот, — протянул он, выпуская большую затяжку.

— Я к тебе пришла… сказать…

Голос изменил Ольге; громко, по-ребячьи всхлипнув, она навзрыд заплакала, уткнувшись головой в подушку.

Подсев к ней, Андрей привлек ее к себе и стал, лаская, утешать:

— Ничего, моя хорошая, обойдется все… Как-нибудь да сойдет. Ну — покричит, бранить станет, не без того, может, и рукам волю даст, а там все перемелется! Им, помни, без тебя зарез! С хозяйством некому управляться.

Говорил Андрей долго, тихо и участливо. Ольга, слушая журчание ласкового голоса, перестала плакать.

— Пожалуй, и в самом деле… Чего очень-то убиваться! — заговорила она спокойнее. — Если доймут, так что невмоготу станет, я, Дрюша, от них уйду. Сюда прибегу. Барин тебя любит — попросишь взять меня на скотный или птичницей. Брошу деревню, здесь стану жить…

По мере того как Ольга успокаивалась, и к Андрею возвращалась рассудительность.

— Пожалуй, так, милая, нам трудно будет устроить. Твой муж здесь жить тебе не даст, будет приходить, скандалить… Этого нельзя. Да и мне как к барину идти просить? За кого? Если бы не знали…

— Как же так, Дрюшенька? Помнишь, что ты говорил, когда меня добивался? Ведь я для тебя на все пошла, всем решилась… Добром не отпустит муж, на развод пойду, я его… Эх, постылый, — там не остался, воротился, хоть и без ноги…

— Молчи, Ольга, разве можно такое говорить!

Андрей всполошился. Его стали тревожить возможные последствия необдуманных поступков Ольги. Ему, несомненно, было жалко ее, и уж во всяком случае он не желал ей плохого. Хотелось только, чтобы все обошлось мирно и главное — не задело его интересов.

— Повинись, раз так вышло, будь с ним поласковей, уважай. Помнишь, ты рассказывала, что он тебя любил, ревновал, ты же никак не покорялась, на ласки его не шла.

— Ах, — чуть не со стоном вырвалось у Ольги, — да могла ли я на них идти! Нет, Андрей, не знаешь ты нашей бабьей доли, не понял ты, почему я к тебе пришла. Ведь он разве за человека меня считал? Так только — в постели когда отойдет, помягче станет, да и то… — Ольга вздрогнула. — Меня свекровь поедом ела — невзлюбила меня с первого дня, не по нраву ей пришлась, да и не рожала, видишь. Василий хоть бы раз заступился! Видит, я себе губы в кровь искусаю, чтобы смолчать, только посмеивается! Не смей ей, говорит, ни в чем перечить, она мне мать!

— Он тебе муж как-никак, — строго перебил Андрей. — Развод — да кто тебе даст его? Только сраму наделаешь. Да и я — сама знаешь — по рукам и ногам связан: семья, ребятишки. Жена не лапоть, Олюшка… Да ты куда встала? Еще ночь, посиди.

— Нет, не держи меня. Я пойду, — сказала она тихо, отстраняясь. — Прощай, Андрей, — уже с порога обернулась она к нему. Он продолжал сидеть. — Не поминай лихом.


Еще от автора Олег Васильевич Волков
Погружение во тьму

Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.


Москва дворянских гнезд

Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.