Избранное - [23]
— А ты почем знаешь, что мы продавать будем?
— Ну, — усмехнулся, выпрямившись, Буров, — если нам такие вещи не знать, то и торговать нельзя. Знакомство в банке — первое дело. Коли вы процентов нынче не внесете, ваше Первино в торги пойдет. А платить чем? Дела ваши — табак! Взять неоткуда… Так-то! Да что тут… рано ль, поздно ль, — уже весело усмехнувшись, продолжал он, — придется вам все это Николаю Егорычу уступить… а я уж как-нибудь вас выручу — возьму!
— На что тебе, мужику, барское имение? — не утерпел Александр Семенович.
— Как на что? Да ведь тут, если с умом да с капиталом — золотое дно! Энто все, конечно, чепуха, ни к чему, — указал он на липы, — нам без надобности. А вот земелька хороша у вас, эх, хороша! Ведь вы небось лучшую себе отхватили, а мужикам что придется отвели, пески да овраги. Ну-с, взять-то взяли, а проку нет — что вы, работать станете? Или что делать умеете? А вот у Николашки Бурова все пойдет в ход, да еще как! Из окрестных деревень все рады будут на меня работать, Александр Семеныч, на меня, сиволапого барина! У меня каждая десятина золото рожать станет. Я вот как все держать буду. — Буров вытянул перед собой зажатую в кулак руку. — Покрепче зажму, чем вы держали!
Он засмеялся. Из-под усов блеснули белые зубы.
— Не только мужичкам, я и бабонькам ихним, ребятне — всем работу дам! Ступайте, голубчики, к Николаю Егорову, идите, родные! Он никого не обидит, про всех к вешнему Миколе жито да семена припасены — берите, дружки, отработаете!
Тут Буров спохватился — не сболтнул ли лишнего, и круто изменил тон.
— Так уж вы, Александр Семеныч, постарайтесь, о той рощице похлопочите, и мы вас уважим, по гроб жизни довольны Буровым останетесь. Счастливо оставаться, прощайте-с.
У Александра Семеновича то же угрюмое, непроницаемое лицо. Он даже не кивнул Бурову. Тот уже скрылся на тропинке у реки, а он все сидит, задумавшись. Наконец с усилием поднялся и пошел по аллее. Надо было еще осмотреть оранжерею.
Посреди обширного, обнесенного забором огорода стоит длинная приземистая постройка с выгоревшими, потемневшими от ветхости бревенчатыми стенами и радужно сверкающими на солнце рамами, застекленными мелкими кусочками, слепленными кое-как и укрепленными замазкой в подгнивших, сколотых пазах. Верхние рамы сняты, и оттуда поднялись обильные ветви плодовых деревьев.
— Здравствуй, старина. — Подходя к оранжерее, Александр Семенович кивает сутулому старику в фартуке и жилете с массивной серебряной цепочкой через всю грудь. Из верхнего кармана его жилета торчит алмаз. Старик еще издали, пока лакей шел по дорожке между гряд, обнажил лысую голову с редкими волосами на затылке и над ушами и стоял теперь с выгоревшим картузом в руке. Жидкая, какая-то пегая с прожелтью борода его и неподстриженные усы на темном, продубленном солнцем лице росли клочьями.
Это был Николай, садовник из крепостных, всю жизнь проработавший в Первине. Он был старше Александра Семеновича, но лет своих не знал, однако, по его воспоминаниям — уже до отмены крепостного права он был женат, выделен отцом и ходил на оброке, — можно было заключить, что ему никак не меньше семидесяти пяти лет. Был он еще бодр, суетлив и усердно исправлял свою должность, упорно борясь на своем участке с упадком имения. В его хозяйстве — цветниках, огородах и оранжерее — все оставалось более или менее так, как при покойном барине, то есть более сорока лет назад. Из года в год засаживал и засевал он овощами одинаковое количество гряд на огороде. В оранжереях росли те же десять персиковых корней, что и прежде.
Как ни ограничивали Николая с поденщиной, как ни отмахивались от его назойливых просьб — то починить деревянный водопровод в цветниках, то подрубить сгнившие венцы в цветочной, — он ухитрялся со всем справляться: где подконопатит, где подопрет своими силами или подлатает. И смотришь — каждое лето все у него выглядит так, как в предшествующее. Барыня ценила это превыше всего, и Николай пользовался поэтому ее особым расположением, правда не влекшим за собой никаких материальных преимуществ: весной его одаривали теми же пятью аршинами ситца на рубаху, что и кучера или скотника, и угощали наравне с ними чаркой водки, когда он, вместе со всей дворней, поздравлял ее высокопревосходительство с приездом.
Уже более полустолетия не существовало в России крепостного права, кое-где по дворянским усадьбам успел погулять «красный петух», частенько гневно шумели на сходках мужики, понося становых и волостные власти; уже давно и бесповоротно слинял и потускнел образ милостивого царя, скорбящего о мужицкой доле… Словом, все кругом менялось и исподволь закипало, а Николай, идя к приказчику за жалованьем, каждый раз смущался: а вдруг да отменят положенные ему деньги? Считал он это вполне возможным. Получал он, на хозяйских харчах, восемь рублей в месяц, как положено было более четверти века назад. Однако ему и в голову не приходило просить прибавить или перейти к сманивавшим его помещикам, предлагавшим втрое больше.
Николай работал не за страх, а за совесть. Если из года в год продолжали пестреть и благоухать вокруг дома пышные цветники; если к столу всегда подавались нежная редиска, спаржа и любимый генеральшей салат «ромэн»; если в течение всего лета ей ежедневно приносили в выстланной кленовыми листьями корзинке сочные душистые персики и она аккуратно записывала в особую тетрадь, сколько их с какого дерева снято, так что при желании можно было подсчитать, сколько плодов принесло каждое дерево за год, пять лет, за двадцать, за полстолетия, — то все это было возможно только благодаря усердию и честности старого барского садовника.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.