Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература - [259]

В смятении перед историей, в поисках устойчивой модели жизни общества Элиот, как и Джойс, обратился к "мифу", увидев в ремифологизации истории новый, универсальный "способ контроля, придания формы и значения необъятному зрелищу тщеты и анархии, которое представляет собою современная история", о чем писал в эссе "Улисс, порядок и миф" (1923). А еще раньше в эссе "Поэты-метафизики" (1921) он ввел понятие "распад цельности мировосприятия" (dissociation of sensibility) как определение нарушенной духовно-чувственной цельности бытия. С "метафизической возвышенности" этого "мифа" в 1910—1920-е годы ему открылась панорама истории общества и поэзии. Сначала в свете этого мифа он рассматривал только английскую поэтическую традицию. Но скоро понял (о чем писал в эссе "Мильтон 2", 1947): если такой распад и имел место, то причины его слишком глубоки, чтобы возлагать это бремя на плечи поэтов.

В принесшей ему широкую известность поэме "Бесплодная земля" (1922) Элиот, использовав легенду о Святом Граале как основу сюжета, поразив современников сложным метафорическим языком, мозаичной техникой, системой аллюзий, подтекстов, обнажил бесплодие современной цивилизации и создал удивительной силы стихи об агонии современного человека, живущего в мире, лишенном порядка, смысла и красоты. Последовавшая за нею поэма "Полые люди" (1925) с ее знаменитой концовкой:

Вот как кончится мир

Вот как кончится мир

Не взрыв но всхлип —

звучала предупреждающе и пророчески.

Элиот отверг либерально-романтические представления о совершенствовании человека в ходе якобы целесообразного исторического процесса. Модернисты, по его замечанию (о Джойсе), "убили XIX век", что прежде всего, видимо, означало новую философию человека и времени, отказ от "светлых", романтических иллюзий человечества. На его творчестве — протестантско-пуританская печать (за исключением, возможно, лишь "Четырех квартетов), оно мрачно, исполнено отчаяния, апокалиптично. Это поэзия, отягощённая сознанием греховности, падения, обреченности человека, лишенного благодати. Она рождена протестантским мироощущением. "И я, пронзен булавкой, корчусь и стенаю…" ("Пруфрок").

Конечно, в Элиоте жили разные начала. Он был автором и до сих пор не опубликованной пародийной в раблезианском духе поэмы "Король Боло и его большая черная королева", и цикла стихотворений "Старый Опоссум. Практическое котоведение" (1939), где продолжил английскую юмористическую традицию "поэзии нелепицы" Э. Лира и Л. Кэрролла. Его поэма "Пепельная Среда" (1930), написанная вскоре после смерти матери, лирична и невыносимо пронзительна. Однако обычно, характеризуя поэзию Элиота, говорят о ее рациональности, суховатой поэтичности. Пожалуй, он и сам "культивировал" себя как "поэта культуры", то есть подчинял свою поэзию "культуре" как началу цивилизующему, традиции как "интертексту". В сущности принцип "творческого самосознания" он противопоставил "романтическому парению", основанному на вдохновении, неудивительно его внимание к традиции, идущей от По к Валери.

По объему литературно-критические работы Элиота более чем вдвое превосходят его поэтическое наследие. Ему пришлось как критику подготавливать почву для "новой поэзии". Он пересмотрел литературно-теоретические концепции, доставшиеся в наследство от романтизма, в центре которых, каковы бы они ни были, находился субъект, перенес внимание на объект поэтического творчества — художественное произведение, выступил против избытка субъективности и психологизма в литературоведении, дал новую оценку роли личности в поэзии ("имперсональная теория"), расширил представление о материале поэзии, внедрил мысль о целостности многовекового литературного процесса и диалектическом сочетании в творчестве художника традиции и творческой индивидуальности. Неприкосновенности слова, рожденного вдохновением, он противопоставил жесткую осмысленность в подходе к нему; язык он рассматривал как "транспорт традиции" и верил в то, что поэт, способный обогатить свой язык, расширить его возможности, влияет на мироощущение людей, ибо каждый шаг живого развития языка означает шаг в развитии мироощущения человека.

Его литературно-критическая деятельность была направлена на преодоление традиционного английского эмпиризма в литературоведении, он стал одним из основоположников "эстетической критики" и "формального метода" в англоязычном литературоведении, получившего название "новой критики", хотя его работы выходят далеко за ее рамки. Он был следующим за М. Арнольдом наиболее значительным и влиятельным англоязычным критиком. В основном через него (учитывая его влиятельность) в английскую поэзию вошли новые, "французские", веяния, в его ранней поэзии сильно влияние французских символистов — Жюля Лафорга, Тристана Корбьера, позднее Ш. Бодлера, в критике — Реми де Гурмона, в философии — А. Бергсона и французских неоклассицистов — Ж. Бенда, Ж. Ривьера, Ш. Морраса и др.

* * *

Родился Элиот в США — в Сент-Луисе (штат Миссури) на границе "дикого Запада", в семье, занимавшей видное положение в американской социальной жизни. Девиз его семьи — "Молчи и делай". Его дед — Уильям Гринлиф Элиот, унитарианский проповедник, был в Сент-Луисе легендарной личностью: он построил унитарианскую церковь, три школы, основал университет; после холерной эпидемии 1849 г., имея пятерых детей, взял к себе в семью 26 сирот. На его памятнике написано: "Весь город был его приходом". Однако детство и юность Элиота протекали в Сент-Луисе, расцвет которого уже миновал, это был уже хиреющий, коррумпированный город. Еще в юности у Элиота наметилось расхождение между "идеалом" и "реальностью", между воспитанием, полученным им в семье, и повседневностью провинциального Сент-Луиса, в котором, как в капле воды, отразилась жизнь набиравшей обороты страны энергичных предпринимателей и банкиров. Исчерпанность общественной традиции, с которой была связана семья Элиота, утрата ею ведущего положения в обществе способствовали его отчуждению от Америки.