Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература - [257]

Они отождествляются в стихах Суинберна единственно потому, что самого объекта больше не существует, потому что значение становится просто галлюцинацией значения, потому что язык, вырванный с корнями из почвы, приспособился к независимой жизни и к питанию воздухом. У Суинберна, например, мы видим слово "weary" (усталый), процветающее таким образом независимо от конкретной и реальной утомленности плоти или духа. Плохой поэт обитает частично в мире объектов, частично в мире слов, и эти два мира у него никак не могут совпасть. Лишь человек гениальный может обитать столь исключительно и постоянно среди слов, подобно Суинберну. Его язык не мертв, как язык плохой поэзии. Он очень живой и живет своей собственной, особой жизнью. Однако язык, более важный для нас, это язык, прорывающийся к усвоению и выражению новых объектов, новых групп объектов, новых чувств, новых точек зрения, — как, например, проза мистера Джеймса Джойса или раннего Конрада.

Комментарии

"Суинберн как поэт" (Swinburne as poet). Впервые: рецензия на книгу "Selections from Swinburne". Ed. by E. Gosse and TJ. Wise. Подписано: T.S.E. Перепечатано с исправлениями под настоящим названием в сб.: T.S. Eliot. Sacred Wood… (1920). Перевод выполнен по изданию: T.S. Eliot. Selected Essays. London: Faber and Faber, 1963. Публикуется впервые.

Т. Н. Красавченко. Заметки к определению Т.С. Элиота

И январем его залив вдается

В ту сушу дней, где остаемся мы.

И. Бродский. "На смерть Т.С. Элиота" (Он умер в январе, в начале года… 1965)

Томас Стерне Элиот, один из крупнейших поэтов XX в., критик, лауреат Нобелевской премии (1948) — "за выдаю щийся новаторский вклад в современную поэзию", ещё при жизни был признан классиком. Принадлежащий сразу двум культурам — Америки и Англии, он в сущности — "свой" и "чужой" для каждой из них, а по смыслу и значимости творчества выходит за национальные рамки. Он воплотил в своем творчестве трагическое мироощущение человека, испытывающего отвращение к "вырождающейся цивилизации" и жаждущего обрести благодать. Начинавший в 1910-е как поэт, близкий к авангардизму, как сатирик, высмеивавший Церковь (стихотворение "Гиппопотам"), с конца 1920-х он — осознанно христианский поэт, более того, по масштабу дарования — поэт европейской, христианской цивилизации времен её глубокого кризиса. Критик цивилизации в ранней поэзии, в позднем творчестве он — защитник традиционных, вековых ценностей, жизнестроитель и утопист.

"В моем начале мой конец", "В моем конце — начало"[927] — эти строки из его поэмы "Ист Коукер" (1940) выбиты на его могильной плите на кладбище при церкви св. Михаила в английской деревушке Ист Коукер в графстве Сомерсет, откуда в 1690 г. его предок Эндрю Элиот эмигрировал в Америку. Первая строка — вариация из Екклезиаста: все, что рождается, умирает, вторая — девиз Марии Стюарт, в нем — христианская вера в воскресение. Эти два изречения, сопутствующие датам жизни и смерти Элиота — 26 сентября 1888 — 4 января 1965, символически обрамляют путь поэта, который — в своем движении со второй родины к первой — прошел путь от крушения веры в разумность человека, от отчаяния — к осознанию присутствия в жизни вечности, "спокойной точки вращающегося мира".

Английские и американские критики порой называют период 1910–1930, а иногда и 1914–1964 гг. "веком Элиота". В нем видят "больше чем поэта". "Элиот, — как заметила известная английская писательница Айрис Мёрдок, — один из наших наиболее значительных духовных учителей. Он оказал на нас влияние, вся глубина которого выявилась еще далеко не полностью"[928].

Видимо, размышляя и о своей миссии, Элиот еще в 1918 г. писал: "Нужно пробудить и растревожить публику…Необходимо показать… что духовный уровень нации должен непрерывно расти, иначе она выродится… Силы вырождения — это громадная ползучая масса, а силы развития — полдюжины людей"[929].

В России Элиот известен, главным образом, как поэт[930]. Его переводили (особенно с 1990-х) довольно много, но наиболее полно и последовательно — Андрей Сергеев; он перевел почти все стихотворения Элиота и создал своего рода русский "канон" поэта. Российскому читателю Элиот известен и как критик, однако избирательно, фрагментарно: опубликована его крупная работа "Назначение поэзии и назначение критики" и дюжина литературных эссе[931]. В настоящее издание вошли основополагающие для него работы — "Идея христианского общества" (1939), культурфилософские эссе, контрапунктные по отношению к его ранней поэзии и близкие его позднему творчеству (поэмам "Пепельная среда", 1930; "Четыре квартета", 1935–1942, стихотворным драмам), эссе из его основных сборников "Ланселоту Эндрюсу" (1928), "Избранные эссе" (1932, доп. переизд.1963), "О поэзии и поэтах" (1957), "Критикуя критика и другие сочинения"(1965). В эссе о литературе он в сущности обосновал свою "великую традицию" европейской литературы — от Вергилия, Данте, Гёте до П. Валери и представил краткую, концептуальную историю трех с лишним веков английской литературы, прежде всего поэзии — от Шекспира, елизаветинцев до Суинберна. В совокупности вошедшие в эту книгу эссе целостно представляют "канон" Элиота — мыслителя-социолога, философа культуры, литературного критика, обладавшего цельным, по его собственному определению, "католическим взглядом на мир, кальвинистским наследием и пуританским темпераментом" ("Гёте как мудрец"), а он сам предстает в них как последовательный традиционалист, теория "традиции" которого, воплощаемая по-разному в разные периоды, в разных жанрах, имеет особую ценность в контексте авангардистского общества, каковым являются и Россия, и США.