Избранное - [67]

— А, черта с два! Просто пошел побегать, как влюбленный мальчишка, — ответил я.

Кое-кто засмеялся, а девушка поинтересовалась, в кого я влюблен.

— Для влюбленного подростка важно не то, в кого он влюблен, а то, что жизнь для него в новинку.

— И для вас в новинку?

Спрашивала девушка, но спрашивала хорошо. Я мог все время отвечать Эржи.

— Более или менее. Я семь лет занимался научными исследованиями.

Одна из женщин принялась расспрашивать, прыгал ли я с трамплина, высокого-высокого, люди летят с него, размахивая руками, — она видела в каком-то фильме. Разговаривая, они медленно продвигались вперед, у развилки дороги повернули обратно; видимо, на этом прогулка закончилась.

Та девушка все время шла рядом со мной. На обратном пути она спросила:

— Вы не придете потанцевать, товарищ Шебек?

— Бог знает, — ответил я; идти с ней мне не хотелось, но и отказываться было нельзя: а вдруг и Печи пойдут. Эта девушка играла со мной днем в пинг-понг, с тех пор она могла сдружиться с ними, вот откуда-то даже имя мое ей известно, да, такая в покое не оставит. Дом отдыха невелик, если тут сложится компания, то уж до окончания срока путевки: сегодня гуляют вместе и завтра тоже…

— Откуда вы знаете мою фамилию? — спросил я.

— Узнать не так трудно. Достаточно спросить.

— Верно.

Я предложил ей сигарету. Закуривая, мы отстали от группы. Я немного подумал и, хотя это было мне в тягость, все же счел нужным сказать:

— Вот видите, а я даже имени вашего не знаю. Не знаю, кто вы.

— Не так уж и важно. Вчера я была у вас на приеме, вы дали мне таблетку истопирина. Как вам было меня запомнить?

— Нет, вы никогда не были у меня на приеме.

— Вы что, всех пациентов помните?

— Всех.

— Что ж, правда, не была, только хотела пойти. Там очень много народу было.

Я попытался разглядеть ее при свете луны и спички: глаза у нее были умные. Я все еще колебался.

— Я бы охотно пошел потанцевать с вами сегодня вечером, — с расстановкой сказал я, — если вы спросили серьезно.

— И я охотно потанцую с вами, — совсем просто ответила она.

— Какое платье вы наденете?

— У меня нет вечерних платьев. Широкую юбку и беленький пуловер.

— А вы осмелитесь ничего не надевать под платье?

Она покосилась на меня и усмехнулась:

— Может, и осмелюсь.

Я стащил с руки перчатку и прижал ей пальцем кончик носа:

— Но если будет не так, я весь вечер на вас даже и не взгляну, а стану ухаживать за той блондинкой.

Она радостно засмеялась:

— За этим дело не станет!

7

Эту девушку послал мне не иначе как добрый дьявол. Я с сожалением подумал об Эве, которую нельзя использовать подобным образом: в обществе она не бывает и, кроме того, мы работаем вместе… Значит, Эржи не будет раздражать, если я стану оказывать Эве внимание. Бедняжка…

А вот Кати явно ее раздражала. Мы с Кати сидели за одним столом, много пили, и после второй рюмки коньяка она начала смеяться без умолку, постоянно хотела танцевать, — словом, ей почти удалось испортить Эржи весь вечер. Эржи выглядела все более усталой, недовольной, почти не танцевала, не вмешивалась в разговоры, сидела, глядя прямо перед собой. Я не заметил, чтобы она смотрела на меня.

Около полуночи я пригласил ее танцевать.

Утомленным движением она протянула руку и при этом спросила:

— Вы никогда не чувствуете усталости?

Я поглядел на нее и не ответил. Затем дал ей дружеский совет поберечь себя: на нервные, как она, натуры изнуряюще действует внезапная перемена воздуха.

Я танцевал с ней, как с девушкой, впервые попавшей на бал, будто у меня рук не было. Лишь слегка касался ее талии.

Когда во время танца она впервые посмотрела на меня, я улыбнулся.

— Чему вы улыбаетесь?

— Любуюсь вами. Будь вы моей, я тоже обращался бы с вами, как с куклой. Но не как с фарфоровой, а как с живой. Такой маленькой, веселой, куклой-проказницей, которую нужно выводить на мороз, в дождь, в снег, приучать к собакам, кошкам, поросятам, дребезжащему желтому трамваю, а вовсе не дарить ей игрушечную машину, чтобы она в Будапеште холила в ней свой сплин.

— Вы ошибаетесь, — немного отчужденно произнесла она, широко раскрыв глаза.

— В том, что я бы сделал, — не ошибаюсь.

Кроме нас двоих, никто не танцевал, неожиданно я отпустил ее руку, убрал другую с ее талии и сказал:

— Мне больше не хочется танцевать. Вы не рассердитесь, если мы прекратим?

И тотчас поспешно добавил:

— Я так хочу вас, что не смею даже взять вас за руку. Мне хочется броситься на колени прямо на этот мозаичный пол, чтобы целовать ваши ноги. Я влюблен в вас.

Она только глянула на меня и пошла к своему столику. А через несколько минут встала и ушла вместе с мужем.

Нас осталось шестеро. Кати, еще две девушки и два парня. Парни — они были, пожалуй, старше меня, но их называли мальчиками, — парни, видимо, радовались, что могут остаться одни и беззаботно предаваться ночной жизни в уверенности, что на расстоянии в несколько лестничных ступенек их ждет постель, на другой день — поданный в кровать завтрак, ванная комната, словом, райское житье и даже более того — захватывающие любовные приключения… Оба они про себя прикидывали, согласится ли подняться к нему в комнату его избранница.